— Несомненно, — говорит Додд. — Пока я могу сообщить, что фильм был заснят во Франкфурте-наМайне, когда союзные вооруженные силы заняли этот город и проникли в кладовые Рейхсбанка.
Додд вновь обращается к Функу:
— Просмотрев этот фильм, вы теперь, очевидно, вспоминаете, что действительно имели в своем распоряжении такие ценности в течение трех с лишним лет?
— Ничего подобного я не видел, — причитает Функ. — По-видимому, большая часть вещей, показанных в фильме, взята из шкатулок тысяч вкладчиков. Они приносили в рейхсбанк опечатанные шкатулки, в которых находились и такие ценности, как иностранная валюта, девизы, золотые монеты и т. д.
Все это они должны были сдать государству. У нас, насколько я помню, находились тысячи таких запечатанных шкатулок, о содержимом которых Рейхсбанк не знал. Таким образом, я никогда не видел ни одного предмета из тех, которые были показаны в фильме, и не имею никакого представления о том, откуда взялись эти вещи, кому они принадлежали и для чего использовались.
— Ваш ответ весьма интересен, — говорит Додд. — Но я спрашивал вас вчера и вновь спрашиваю сейчас: слышали ли вы когда-нибудь, чтобы кто-либо помещал на хранение в банк свои золотые зубы?
Функ опускает голову.
— Вы видели в фильме золотые мосты, коронки и другие изделия, используемые стоматологами дл протезирования. Ведь никто и никогда не хранил подобных вещей в банке. Вы с этим согласны?
Функ снова пытается уверить суд, будто это какое-то недоразумение и что он не знает, как все это попало в рейхсбанк.
Тогда Додд зачитывает показания Эмиля Пуля, данные под присягой 3 мая 1946 года в Баден-Бадене.
Пуль писал, что начиная с августа 1942 года в рейхсбанк поступали на хранение драгоценности, часы, оправы для очков, золотые зубы, коронки и большое количество других предметов. «В основном, — говорится в его показаниях, — все это было изъято эсэсовцами у евреев и лиц других национальностей — жертв концентрационных лагерей. Руководство СС хотело превратить эти ценности в звонкую монету и пользовалось для этого содействием Рейхсбанка с ведома и согласия Функа».
Функ опять приперт к стенке, но сдаваться не хочет.
— Я заявляю, что показания Пуля ложны! — восклицает он, дрожа от злобы. — Я могу лишь повторить то, что уже говорил. Пуль сообщил мне однажды о получении золотого вклада от СС, и позже, как теперь вспоминаю, я говорил с рейхсфюрером СС о том, могут ли эти вклады использоваться Рейхсбанком.
Рейхсфюрер ответил утвердительно.
— А что вы скажете по поводу показаний Пул о том, что банк в течение всех этих лет получал специальное вознаграждение за хранение указанных ценностей и что в общей сложности в рейхсбанк было передано 77 партий грузов с драгоценностями, которые вы видели сегодня на экране? Вы подтверждаете это?
— Возможно, это и так, но я не был информирован, я ничего не знаю об этих вещах, — снова изворачивается Функ.
Додд обращается к очередному документу:
— Вот письмо от 15 сентября 1942 года, адресованное, очевидно, дирекции берлинского городского ломбарда. Я не собираюсь зачитывать его полностью, хотя это и очень интересный документ. В нем, между прочим, говорится: «Мы передаем вам следующие драгоценности и просим использовать их по возможности наилучшим образом». Далее идет перечень этих драгоценностей: «247 колец из платины и серебра, 154 золотых часов, 1601 золотая серьга, 13 брошей с бриллиантами». Кое-что я пропускаю и читаю дальше: «324 серебряных наручных часов, 12 серебряных подсвечников, серебряные ложки, вилки, ножи, различные украшения и корпуса от часов, 187 жемчужин, 4 бриллианта». За названием учреждения «Центральная касса германского Рейхсбанка» следует подпись, но она неразборчива. Может быть, вы взглянете на письмо и скажете нам, кто его подписал?
Функ продолжает упорствовать:
— Не знаю, кто его подписал… Я не имею понятия об этих операциях.
Додд предъявляет новый документ, датированный 19 сентября 1942 года. В нем говорится о передаче в рейхсбанк на счет имперского министра финансов банкнотов, золота, серебра и драгоценностей общей стоимостью 1184345059 германских марок. Далее зачитываются показания свидетелей, сообщивших, что все это было отобрано у людей, умерщвленных впоследствии в концентрационных лагерях.
Функ делает удивленное лицо.
— Я не знал, что часы, портсигары, кольца и другие вещи поступали в рейхсбанк из концентрационных лагерей. Это для меня новость.
— Скажите, — спрашивает Додд, — что вам сказал Гиммлер и что ответили ему вы, когда обсуждалс вопрос о золоте, принадлежавшем жертвам концентрационных лагерей? Где и когда состоялась эта беседа?
— Это было приблизительно в 1943 или в 1944 году, точно не помню, равно как и забыл, где происходила встреча. Я спросил Гиммлера: «Ведь в рейхебанке имеется специальный золотой вклад, принадлежащий вам, СС. Члены директората интересуются, может ли рейхсбанк пустить эти средства в оборот».
Гиммлер ответил: «Да». Уверяю, что тогда не было сказано ни одного слова о драгоценностях и тем более о золотых зубах.
Додд в упор смотрит на Функа.