Когда пациенту было около восьми лет, исчезли все явления, которые он относит к периоду жизни, начавшемуся с «испорченности». Они исчезли не сразу, а несколько раз появлялись снова, но в конце концов исчезли, как думает больной, под влиянием учителей и воспитателей, которые к тому времени заняли место воспитательниц-женщин. Таковы, в общих контурах, загадки, разрешение которых предстояло найти психоанализу: откуда взялась внезапная перемена характера мальчика, что означала его фобия и его перверсии, каким образом нашла на него его навязчивая набожность и какая связь между всеми этими феноменами? Еще раз напоминаю, что наша терапевтическая работа касалась более позднего невротического заболевания и что объяснение тех более ранних проблем могло получиться только тогда, когда течение анализа на некоторое время отступало от настоящего и вынуждало нас направляться обходным путем через самое раннее детство.
Соблазнение и его непосредственные последствия
Подозрение, разумеется, было направлено на англичанку-гувернантку, в присутствии которой наступила перемена в мальчике. У него сохранились два непонятных покрывающих воспоминания относительно нее. Однажды она сказала тем, кто за ней шел: «Посмотрите-ка на мой хвостик!» А один раз во время езды, к великой радости детей, у нее улетела шляпа. Это указало на кастрационный комплекс и вызвало предположение, что ее угроза по адресу мальчика способствовала тому, что он стал так странно себя вести. Высказывать анализируемому такого рода гипотезы не представляет никакой опасности; они никогда не вредят анализу, если оказываются ошибочными, и никто не станет их высказывать, не имея надежды тем самым приблизиться к действительности. Под непосредственным влиянием этого предположения у больного появились сновидения, толкование которых не вполне удавалось, но которые как будто всегда вращались вокруг одного и того же содержания. Насколько их можно было понять, речь в них шла об агрессивных действиях мальчика по отношению к сестре или гувернантке и об энергичных выговорах и наказаниях за это. «Как будто… после купания… обнажить сестру… покрывала… или одеяла… хотел сорвать или что-то в этом роде». Но из толкования не удалось получить чего-либо определенного, и когда создалось впечатление, что в этих снах один и тот же материал разрабатывается различным образом, то не могло уже быть сомнений, как следует понимать эти мнимые воспоминания. Тут речь могла идти только о фантазиях, относящихся к периоду детства, которые некогда возникли у больного и которые теперь снова появились в такой трудно узнаваемой форме.
Понимание их далось не сразу. Пациент вдруг вспомнил тот факт, что сестра соблазнила его на сексуальные поступки, «когда он был еще совсем мал, в первом имении». Сперва явилось воспоминание, что в клозете, которым дети часто пользовались вместе, она предложила ему: «Покажем друг другу попо», и за словом последовало дело. Позже припомнилось более существенное со всеми деталями по времени и месту. Дело происходило весной, в такое время, когда отца не было дома; дети играли на полу в одной комнате, а мать что-то делала в соседней. Сестра схватила его орган, играла с ним и при этом рассказывала как бы в объяснение непонятные вещи про няню. Что няня будто бы делает то же самое со всеми, например с садовником.
Таким образом, стали понятны предугаданные прежде фантазии. Они должны были уничтожить воспоминания о событии, которое оскорбляло впоследствии мужское самолюбие пациента, и достигли этой цели, заменив историческую истину чем-то желательным. Согласно этим фантазиям, не он играл пассивную роль по отношению к сестре, а наоборот: он был агрессивен, хотел видеть сестру обнаженной, был остановлен и наказан и поэтому впал в истерику, о которой так долго рассказывали домашние. Было целесообразно вплести в эту выдумку гувернантку, которой мать и бабушка приписывали главную вину в его припадках гнева. Эти фантазии вполне соответствовали сложившимся легендам, которыми великая и гордая нация со временем старается окутать слабость и неудачи своего появления на арене истории.
В действительности во всей этой истории соблазнения и его последствий гувернантка могла принимать только весьма пассивное участие. Сцена с сестрой имела место весной того же года, в летние месяцы которого появилась гувернантка для замены отсутствующих родителей. Враждебность мальчика к гувернантке возникла иным образом. Из-за того, что она ругала няню и назвала ее ведьмой, она пошла, в его глазах, по стопам сестры, рассказавшей впервые чудовищные вещи про няню, и таким образом дала ему шанс проявить по отношению к ней ту же антипатию, которая, как мы услышим, возникла по отношению к сестре вследствие соблазнения.