Таинственный всадник

Рене наблюдала в полном ошеломлении, как он небрежно стащил перчатки, потом потянулся к шляпе и снял ее. С легкой непринужденностью он бросил ее на сиденье стула и сделал еще один шаг в ее сторону.

– Чего вы не смогли бы вынести, мамзель? – спросил он снова, расстегивая верхние пуговицы плаща. Огонь в камине был достаточно ярок, и она опять увидела огромные, глубоко посаженные глаза и смелый разлет бровей. Его густые черные, как чернила, волосы от прямого пробора спускались к воротнику. Нос прямой и правильный, подбородок квадратный с ямочкой или шрамом посредине.

Как она и думала, лицо у него красивое. Даже более красивое, чем она могла предположить. Было заметно небрежное благородство в его манере поведения, словно он знал заранее, какой эффект это произведет на людей.

Он снял накидку и бросил ее на спинку кровати, а потом еще на один шаг приблизился к ней.

Плащ, конечно, расширял плечи, но не слишком, потому что, когда он снял его, стало видно, какое мускулистое тело под модным жакетом, какая мощная грудь и крепкие руки. На нем были высокие сапоги из мягкой кожи, отогнутые ниже колена; шея обнажена, а рубашка с открытым воротом не скрывала темных волос, вьющихся на груди. К ее удивлению, все вещи Капитана Старлайта оказались весьма дорогими. Изящный жакет из прекрасной мериносовой шерсти, жилет из черной шелковой парчи, расшитый золотой нитью.

Подойдя к Рене вплотную, он поднял пальцем ее подбородок, заставляя ее встретиться с его пристальным взглядом. Его глаза оказались бледнее, чем она ожидала, и цвет их было трудно определить в неуверенном свете камина, но она чувствовала, что смотреть в них гораздо опаснее, чем в дуло пистолета.

– Скажите мне, – прошептал он, – чего вы не смогли бы перенести?

– Я… – Ее губы так и остались открытыми, слово повисло в воздухе слабым звуком. Потом она продолжила: – Я бы не перенесла, если бы вас повесили из-за моей затеи…

– Но вы даже не знаете меня.

– Но я отвечала бы за вас, предав вас, месье.

Сначала он был безликим, бесформенным, безымянным незнакомцем, тенью, призраком. А когда он обрел плоть и кровь? На склоне холма? В ее комнате в прошлый раз? Или сейчас, когда он держал ее за талию? Теперь он стал для нее реальным, и если он совершит то, на что она его толкает, если его поймают или… или убьют… она оказалась бы ничуть не лучше добропорядочных граждан Парижа, которые свидетельствовали против своих соседей за дополнительную корку хлеба.

Он вздохнул; его пальцы все еще поддерживали ее подбородок, но потом, словно на что-то решившись, заскользили вниз по шее.

– Рос…

Его глаза сощурились.

– Рос, – сказал он по-французски, – это пустое место. – Он даже меньше, чем ничто.

– Однако он хочет поймать вас, месье, он поклялся, что увидит вас на виселице.

Капитан Старлайт продолжал смотреть на нее не отрываясь, потом наконец медленная улыбка расплылась по его лицу.

– Ручаюсь, мамзель, что я вполне взрослый мужчина, способный сам принимать решение, какие поступки совершать, а какие нет. Поэтому не вы должны отвечать за мои действия, а я сам, даже если эти действия приведут меня на виселицу. – Он наклонил голову, а его нежные пальцы прикоснулись к ее губам, словно налагали печать.

Рене замерла. Казалось, его слова побежали вниз по спине, и от этого быстрого бега она вновь ощутила легкое покалывание. Грудь набухла, а плечо, к которому прикасались его губы, таяло как масло от их тепла. Сердце заколотилось, ноги ослабели. Ее чувственность проснулась в тот миг, когда его губы и язык прошлись по изгибу ее шеи к краю муслинового рукава.

— Капитан…

Его пальцы не слушались ее протестующего слова, которое она произнесла задыхаясь, и отодвинули муслин в сторону, обнажая атласный купол плеча. Он целовал нежную кожу, и она уже начинала терять способность о чем-то думать.

– Капитан, пожалуйста, – прошептала она. – Вы не долж–ны этого делать.

– Под этим , – он нахмурился, – вы имеете в виду вот это? – Он поцеловал ее в плечо и вернулся к чуткому изгибу шеи. – Или вы имеете в виду это? – Он притянул ее к себе за волосы, и его губы нашли ее рот.

Он целовал ее с дразнящей нежностью, и если и был какой-то вызов с его стороны, то только вызов удовольствия, яркого, чувственного, которое усиливалось с каждым неспешным движением его языка.

Она тихо застонала, и его пальцы еще глубже погрузились в густые волосы. Его язык завладел ее губами, он чувствовал их гладкие, нежные контуры… Когда он поднял голову, то увидел, что она изумлена его нерешительностью больше, чем если бы он схватил ее насильно.

– Как я уже сказал, – пробормотал он, – жизнь полна опасностей. Поэтому нужно жить как можно полнее, пока у нас есть возможность – ведь завтра может и не быть.

Глаза Рене расширились и потемнели, влажные губы хранили вкус его поцелуя.

– Вы говорите так, потому что на самом деле верите в это, месье, – спросила она, затаив дыхание, – или потому что хотите затащить меня в постель?

На сей раз улыбка не появилась на его лице: он был несколько озадачен ее непосредственностью.