Таинственное похищение

Незиф поднял голову и сосредоточенно начал прислушиваться. И моментально весь превратился в движение. Засунул нож за пояс. Прикрыл голую грудь Ибрагима рубашкой. Кровь тут же впиталась в ткань, образовав большое темное пятно, которое быстро расплывалось, розовея по краям. Схватив брошенную у стены куртку, Незиф накинул ее на Ибрагима и кивнул головой Лиману Вконец растерявшийся Лиман не знал, что делать. Но когда, держа в руках концы веревок, которыми были связаны руки и ноги Ибрагима, Незиф еще раз угрожающе мотнул в его сторону головой, Лиман пришел в себя и ринулся вперед. Незиф шепотом приказал ему:

— Открой люк!

Лиман быстро опустился на колени и зашарил по полу руками, ища люк, ведущий в подполье.

— Бери обрез и прыгай! — скомандовал Незиф, когда он поднял крышку.

Не мешкая и ни о чем не думая, Лиман схватил прислоненный к углу обрез и спустил ноги в темную дыру. Было слышно, как он упал вниз, что-то пробормотал и затих. Ступеньки скрипели сильнее, шаги слышались уже почти у самой двери.

— Спят еще, что ли, или нет никого? — сказал кто-то снаружи и дернул несколько раз дверь.

— Ибрагим, ты здесь?

— Может, в поле ушел? — послышался голос со двора.

Незиф напряженно прислушался.

— Здесь он, здесь. Дверь изнутри заперта. Сейчас открою — сам увидишь…

Услышав скрежет, Незиф обернулся и заметил в щели двери острие перочинного ножика. Пыхтя, человек снаружи пытался поднять щеколду.

— Что ты делаешь? Разве так можно? — крикнул кто-то со двора.

— Можно, будь спокоен. Не знаешь ты наших людей. Как учуют пришлого человека, так сразу норовят затаиться, пока не узнают, с чем он к ним явился. А уж завидят, что из общины к ним пожаловали, так вовсе голоса не подают.

«По голосу вроде Ахмед», — мелькнуло в голове Ибрагима, но он не мог ни шевельнуться, ни крикнуть, боль жгла его тело. Незиф присел на корточки спиной к люку, свесил вниз ноги, оперся о него животом и начал быстро развязывать веревки, опутывавшие Ибрагима.

— Не думай, так легко, от меня не отделаешься, — шепотом сказал он ему. — Я вернусь за золотом. А обмолвишься хоть одним словом, все твое семя с корнем вырву. Так и знай. Встань теперь, закрой люк!

Перед глазами Ибрагима метнулась квадратная голова в кепке, жилистые пальцы, вцепившиеся в край люка, и Незиф исчез. Потом послышался стук падающего тела, и все стихло. Сжимая зубы, Ибрагим медленно поднялся, надел куртку, Запахнул ее поплотнее на груди, чтобы скрыть рану, обмотался длинным поясом и нагнулся, чтобы положить на место крышку люка. Затем, охнув от боли, направился к двери.

— Сейчас, сейчас, — глухо отозвался он в ответ на настойчивые возгласы человека, ломившегося в дверь.

— Здесь он, я ведь тебе говорил!

Ибрагим повторил еще громче:

— Сейчас открою, погоди!

Отперев щеколду и приоткрыв дверь, он увидел низенького человека с продолговатой головой, на которую была нахлобучена выгоревшая фуражка. Тот впился своими мышиными глазками в землистое лицо Ибрагима, смешно шевельнул реденькими усиками и, едва заметно улыбнувшись, воскликнул:

— Стучит Ахмед, кричит Ахмед, дерет глотку, а ты глядишь в щелочку и молчишь! Зашевелился только, когда понял, что я сам открою. Мы еще разберемся, в чем тут дело!

— Задремал я, бай[2] Ахмед, не слышал, — давая ему дорогу, с виноватым видом ответил Ибрагим и смущенно посмотрел на вошедшего.

— Ага, значит, спящим прикидываешься?

Ахмед обернулся назад, посмотрел на двор, где виднелся другой человек, и позвал его. Пока тот поднимался по лестнице, Ибрагим успел его рассмотреть. Высокий, в полугородской одежде, в резиновых тапочках, через плечо перекинута потрепанная кожаная сумка с плоским замочком из белой жести. Опираясь на небольшую кирку с длинной тонкой рукояткой, незнакомец не спеша поднялся по лестнице. С приветливого лица дружески глядели из-под выгоревших бровей светлые глаза. Он вошел в комнату, поздоровался с Ибрагимом за руку и начал что-то говорить, но Ибрагим его не слушал, стараясь уловить малейший подозрительный шум снизу.

Заметив, что Ибрагим занят своими мыслями, Ахмед спросил:

— Нет, ты скажи, почему не открывал, когда я стучал и кричал? Не нравятся, ох не нравятся мне такие дела! — и засмеялся так, что даже фуражка у него на голове задвигалась. Желтоватая кожа лица собралась в мелкие морщинки. Он закрыл перочинный ножик, сунул его в карман и огляделся, ища глазами место, куда, бы присесть.

— Вздремнул на рассвете, с кем не бывает, — глухо ответил Ибрагим.

— Кто тебя знает, может, спал, а может, нарочно молчал. Небось, как услышал мой голос, подумал: «Бай Ахмед с хорошим не придет. Или поставки опять какие, или налоги, или еще что». А я на этот раз совсем с другим пришел. Председатель сельсовета послал меня. Сведешь, говорит, этого человека к Ибрагиму, ему как раз такие нужны.

Посыльный сельсовета был разговорчивым человеком и умел расположить к себе людей. Его широкая улыбка словно говорила: «Бай Ахмед человек народный, понимает, что к чему».