Таинственное наследство

– Завтра мы увидимся и тогда посмотрим, что можно сделать хорошего из этих молодцов.

Сказав это, Вильямс отошел от своего наблюдательного поста и тихо вышел на лестницу, предварительно шепнув Коляру:

– Завтра в тот же час и на том же месте.

И затем он скрылся на лестнице, а Коляр вошел к своим людям.

Вильямс из Змеиной улицы отправился на набережную, а оттуда вышел на площадь Шатле. В эту минуту из улицы Сент—Дени выехала карета. Кучер ее крикнул «берегись»! и проехал так близко от капитана, что Вильямс, бросив взгляд в карету, не мог не заметить сидящего в ней.

– Арман! – вскрикнул тогда он, но экипаж ехал так быстро, что человек, которого Вильямс назвал Арманом, наверное, не успел даже заметить его и услышать его глухой крик.

Капитан был глубоко поражен этой встречей и с минуту неподвижно смотрел на удалявшийся Экипаж, но потом вздрогнул и медленно, с глубокой ненавистью крикнул:

– А! Вот мы когда встретились—то, любезный братец, ты – бессмысленное воплощение добродетели, и я – олицетворенный дух зла и порока! Ты, конечно, мчишься утешить какое—нибудь горе украденным тобою золотом?! Хорошо же, я воротился и хочу золота и отмщения.

На следующий день Вильямс не заставил себя ждать и исправно пришел на свидание с Коляром, под мостовую арку.

Коляр уже был там и при первом свистке немедленно появился перед своим капитаном.

– Капитан, – проговорил он внушительно, – я, кажется, нашел превосходный след!

Вильямс молча взглянул на него.

– Дело идет о двенадцати миллионах, – добавил уже тихо Коляр и увлек своего начальника под мостовую арку.

II

Дня через два после свидания капитана Вильямса с Коляром, служившим еще в Лондоне под его начальством, в улицу св. Екатерины въехала барская карета и остановилась у одного старинного великолепного дома.

Из этой кареты вышел мужчина и вошел в этот дом, где его встретил старик с седыми волосами и бакенбардами.

Он торопливо подошел к приехавшему и сказал ему с живостью:

– Я сильно беспокоился за вас, вы никогда так не запаздывали.

— Бедный мой Бастиан, – ответил ему Арман де Кергац (так как это был именно он), – для того, кто хочет делать добро, время – ходячая монета, которую надобно тратить решительно и без всякого сожаления.

И, сказав эти слова, молодой человек вошел в отель. Войдя в свой кабинет, Арман сел в кресло к письменному столу.

– Вы, конечно, ляжете теперь почивать? – спросил его Бастиан.

– Нет, друг мой, мне необходимо написать еще несколько писем, – ответил ему тихо Арман.

– Вы убьете себя этой работой, – заметил ему отеческим голосом старик.

– Бог милостив! Я служу ему, и он подкрепит меня и сохранит мою бодрость и силу.

В это время в дверь комнаты слегка стукнули.

– Войдите, – сказал Арман, удивляясь подобному несвоевременному визиту.

Дверь отворилась, и на пороге появился уличный комиссионер в сопровождении слуги.

– Граф де Кергац? – проговорил вошедший.

– Я, – ответил ему Арман.

Комиссионер поклонился и подал письмо.

Почерк был незнакомый…

Граф взглянул на подпись и прочел: «Кермор». С этим именем у Армана де Кергаца не было сопряжено никаких воспоминаний.

– Посмотрим, что это, – прошептал он и тихо прочел:

«Граф! Ваше сердце великодушно и полно благородства. Всем известно, что вы посвятили все свое состояние на добрые дела. Теперь к вам обращается человек, терзаемый угрызениями совести и чувствующий приближение смертного часа. Врачи определили мне шестичасовой срок жизни: поспешите ко мне, я хочу возложить на вас святое, благородное дело. Вы один только можете выполнить его».

Арман пристально посмотрел на комиссионера.

– Как зовут вас? – спросил он, несколько подумав.

– Коляр. Я живу в отеле г. Кермора, и швейцар поручил мне отнести к вам это письмо.

И при этих словах Коляр состроил преглупую физиономию.

– Где же живет эта особа?

– Улица Сент—Луи.

– Лошадей, – лаконически приказал Арман.

И спустя двадцать минут после этого, карета графа де Кергаца въезжала уже в ворота мрачного, старинного дома. Окна первого и второго этажей этого дома были герметически закрыты так, что сквозь них не пробивалось почти ни малейшего света.

Старый слуга, отворивший ворота, высадил Армана из кареты и почтительно сказал:

– Не угодно ли будет графу следовать за мной?

– Иду, – ответил ему Арман.

Поднявшись по лестнице и пройдя целый ряд мрачных зал и комнат, слуга, наконец, приподнял портьеру, из—за которой блеснул свет.

Арман находился в спальне.

Посредине ее стояла кровать старинной работы, с позолоченными столбиками и шелковым полинялым балдахином. На ней лежал сухой, худенький старичок с пожелтелым лицом и совершенно лысою головой.

Он приветствовал Армана рукою и указал ему на стул, стоявший у изголовья его кровати.