Читаем Тайная жизнь цвета полностью

Попытки искупления грехов человечества перед природой через «экологический» консьюмеризм могут представляться безнадежно наивными, но похожее потребительское поведение доминирует и сегодня. И авокадо незаметно и неспешно возвращается на ведущие позиции с начала тысячелетия. Тем, кто в этом сомневается, достаточно взглянуть на ленту своего «Инстаграма». И если фанатов макраме или ворсистых ковров ручной работы цвета авокадо там явно не миллионы, то изображение Persea Americana (односеменной плод авокадо) стало символом потребления, основанного на концепции престижного сейчас здорового образа жизни. Любовно размазанные по ломтям тостов — везде от Южной Калифорнии до городка Слау в Великобритании — плоды авокадо превратились в краеугольный камень брендированной моды на здоровое питание и естественный стиль жизни. Авокадо — источник немногих полезных для сердца «хороших» жиров, на этом дружно сходятся все диетологи, поэтому импорт авокадо растет как на дрожжах. Только в 2011 году объем продаж составил 2,9 млрд долларов, увеличившись на 11 % по сравнению с предыдущим годом. Как заметил репортеру Wall Street Journal маркетинговый директор Мексиканской ассоциации экспортеров авокадо Майк Браун в 2012 году, «звезды сошлись»[590].

<p>Селадон</p>

Жизнь Оноре д’Юрфе была весьма драматичной. Его бросили в тюрьму за политические убеждения. Он провел бо́льшую часть жизни в изгнании в Савойе, женился на прекрасной вдове своего брата, чтобы сохранить ее состояние в семье д’Юрфе[591]. Вероятно, переизбыток интриг, участником которых ему довелось стать, и подвиг его на написание ностальгического романа «Астрея» с чрезвычайно запутанным сюжетом. Этот гигантский 5399-страничный опус в 60 томах выходил частями, с 1607 по 1627 год. Пасторальная комедия неторопливо рассказывала о бесплодных попытках страдающего от неразделенной любви пастуха Селадона добиться взаимности от пастушки Астреи[592]. Несмотря на феноменальную длину романа и невероятный набор персонажей, произведение д’Юрфе стало хитом своего времени. Его перевели на множество языков, переиздавали по всей Европе, на его основе был поставлен спектакль, а модники оделись в зеленые тона девственного леса à la Céladon[593].

Образ несчастного влюбленного так стойко ассоциировался с этим оттенком мглистой лесной зелени, что слово «селадон» вскоре стало нарицательным. Селадоном начали называть керамику, окрашенную глазурью похожих тонов, которая попадала в Европу с Дальнего Востока. Китайцы научились производить селадон за много веков до того, как пастушок д’Юрфе повстречался со своей Астреей. Китайский селадон обычно был серовато-зеленой раскраски — хотя оттенки его могли варьироваться очень сильно: от тонов синего и серого до охряных и даже черных — для этих керамических изделий характерно присутствие примесей железа в глине и примесей оксида железа, оксида марганца и кварца в глазури[594]. Обжиг селадоновой посуды обыкновенно проводился при температуре в 1150 °C с резким понижением уровня кислорода в процессе. Многие образцы селадоновой керамики покрыты сетью тончайших — как жилки листа — декоративных трещин; их наносят специально, чтобы посуда походила на нефрит[595]. Впервые селадон начали производить в Китае, но похожей техникой пользовались и корейские мастера-гончары в период династии Корё (918–1392). Китайский селадон отличается огромным разнообразием форм, расцветок и стилей в зависимости от региона и эпохи[596].

Селадон периода китайской династии Сун (960–1279) добирался до Японии и Каира; есть свидетельства активной торговли селадоном и на Ближнем и Среднем Востоке. Турецкие султаны, считавшие селадон естественным противоядием, собрали гигантскую коллекцию этой керамики — образцы ее представлены в стамбульском дворце Топкапы[597]. Самым престижным и дорогим китайским селадоном, предназначенным исключительно для императорского дома, долго считалась керамика, выполненная в стиле «мисэ» — «таинственный (или тайный) цвет». Это название удивительным образом бьет в цель — лицезреть императорскую посуду дано было совсем немногим, и остальным оставалось только гадать, как она выглядит. Китайский поэт X века Сю Инь описывал этот цвет как «лунный свет на горном потоке» — это, конечно, больше всего похоже на художественный образ[598]. Истинный цвет мисэ обнаружили археологи в конце 1980-х, откопав драгоценное хранилище в тайной комнате под обрушившейся храмовой башней. «Таинственный цвет» керамики императорского дома, секрет которого так ревностно хранили правители Китая, оказался достаточно тусклым оттенком оливкового[599].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное