Читаем Тайная жизнь цвета полностью

Любому, кто сомневается в том, что золотой — цвет страсти, стоит лишь бросить взгляд на портрет Адели Блох-Бауэр. Эта картина кисти Густава Климта обессмертила ее в 1907 году. Она настолько исполнена страсти и обожания, что, когда ее впервые выставили в галерее Бельведер в Вене, публика немедленно принялась судачить о том, что у художника и его модели был роман. И хотя доказательств такой связи не было, нет никаких сомнений в том, что это полотно выражает поклонение и благоговение. На этой картине, одном из последних произведений «Золотого периода» Климта, Адель сидит, окруженная драгоценным металлом, — частично просто положенным на полотно пластинами, частично составляющим сложный орнамент из символов и многогранников. Ее платье — также изощренный золотой водоворот. Только руки, волосы и лицо — губы приоткрыты, взгляд напряженный — передают образ живой женщины из плоти и крови; интерьер (которого почти нет) и одежда — атрибуты богини.

Золотой всегда был цветом поклонения, а золото — предметом его. Источник этого шарма заключается отчасти в том, что золото встречается так редко и его месторождения распределены неравномерно. Несмотря на то что их обнаруживали по всему миру, все новые золотые лихорадки говорят о том, что эти месторождения быстро истощались, и их бросали ради новых источников богатств. Европа располагала относительно небольшими запасами золота и исторически зависела от его поставок из Африки и с Востока[169]. Карфагеняне, создавшие империю в Средиземноморье за несколько веков до рождения Христа, много лет были главными поставщиками африканского золота в Европу; эту привилегию они защищали яростно[170]. (Но даже их запасы не были неисчерпаемыми. После серьезного военного поражения в 202 году до н. э. они оказались не в состоянии выплатить наложенную победителями дань золотом — им пришлось расплачиваться серебром: чуть менее 360 тонн в течение 50 лет[171].)

Золото всегда использовали для того, чтобы вызвать благоговейный трепет. Когда Манса Муса, набожный император Мали, в 1324 году проезжал Каир во время своего паломничества в Мекку, европейские и арабские торговцы своими глазами убедились в блистательной роскоши африканского континента.

Императорский караван состоял из 60 тыс. человек; перед монархом шествовали 500 невольников с золотыми четырехфунтовыми жезлами в руках; в его багаже, для перевозки которого требовалось 80 верблюдов, везли еще 300 фунтов золота. Это легендарное путешествие, отмеченное неслыханной щедростью, привело к тому, что цена на золото в регионе упала и оставалась низкой более десяти лет[172].

Золотые одежды — из ткани, основой которой были перевитые золотом шелковые или льняные нити, — появились еще в римские времена и пользовались неизменной популярностью в королевских семьях Европы. Знаменитая встреча самых молодых и блистательных монархов континента — Генриха VIII Английского и Франциска I Французского — в 1520 году получила название «Поле золотой парчи»: короли-конкуренты пытались перещеголять друг друга пышностью убранства. Считается, что победил Генрих — его шатер был сделан из золотой ткани целиком.

Подобно своим ближайшим металлическим родственникам — меди и серебру, — золото имеет структуру, содержащую свободные электроны, которые хорошо отражают свет. Этим объясняется характерный блеск этих металлов[173]. Яркое, «богатое» сияние золота вместе с его устойчивостью к окислению делает его подходящим символом божественности. Христианская церковь в Средние века попала в тяжелую зависимость от этого металла (особенно не сопротивляясь соблазну). В галерее Уффици во Флоренции, например, есть комната, где хранятся фрагменты трех алтарей. Все три запрестольных образа посвящены Святой Деве с младенцем. Один из них, созданный Джотто примерно в 1310 году, написан для церкви Всех Святых, расположенной всего в нескольких кварталах от галереи. Как и на других образах, Джотто разместил фигуры не на фоне пейзажа или в каком-то интерьере — они покоятся на ровном золотом «грунте». Рамка тоже золотая, как и кайма темно-синего облачения Святой Девы, как и нимбы святых (к слову, нимбы на переднем плане закрывают лица тех, кто оказался на заднем, — крупный скандал по тем временам, ибо это посчитали неблагочестивым).

Золочение таких панно было чрезвычайно трудоемкой работой. Листочки сусального золота не толще паутинки площадью примерно 8,5 кв. см получали, расплющивая золотые монеты.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное