Читаем Тайная жизнь цвета полностью

Мы знаем о существовании желтого сурика благодаря Ричарду Якоби, исследователю института Дорнера в Мюнхене. В районе 1940 года, проводя серию исследований, он постоянно находил следы свинца в желтых пигментах на разных картинах[104]. Заинтересовавшись, он попытался самостоятельно воссоздать этот загадочный желтый. Он обнаружил, что при нагревании трех частей окиси свинца с одной частью диоксида олова начинает формироваться желтый цвет[105]. Если смесь нагревать в диапазоне между 650 и 700 °C, ее оттенок был красноватым, а если в диапазоне между 720 и 800 °C — более лимонным. Конечным продуктом обработки был тяжелый желтый порошок, почти непрозрачный в смеси с маслом и стабильный, почти не подверженный влиянию света. В качестве дополнительного преимущества он оказался, подобно свинцовым белилам (см. здесь), очень дешев в производстве и ускорял высыхание масляных красок[106]. Когда Якоби опубликовал результаты своих опытов в 1941 году, мир живописи был ошарашен. Но — как и с любой другой хорошей загадкой — некоторые вопросы остались без ответа. Как и почему был утерян секрет производства желтого сурика? Почему художники начали использовать вместо него неаполитанский желтый, который — что признают даже его поклонники — имеет множество недостатков? Ответов пока нет, ясно одно: желтой краской старых мастеров был, несомненно, желтый сурик.

<p id="s71">Индийский желтый</p>

При всей его солнечной яркости история индийского желтого весьма туманна. Несмотря на то что в XVII–XVIII веках им пользовались многие индийские художники, особенно работавшие в традициях школ раджастани и пахари, никто точно не знает, откуда он появился и почему его прекратили использовать[107].

Для жителей Запада этот пигмент, как и сильно напоминавший его гуммигут (см. здесь), был продуктом торговли и инструментом построения империи[108]. В Европу он впервые попал из Азии в начале XVIII века, в форме рыхлых шаров цвета испорченной горчицы с сердцевиной яркой, как яичный желток. Шары издавали характерный запах аммиака. Вонь, исходившая от них, была настолько сильна, что заказчики — торговцы красками вроде Джорджа Филда или господ Винсора и Ньютона — могли бы угадать, что находится в посылках, едва начав вскрывать упаковку.

И если французский торговец красками Жан Франсуа Леонор Мериме и заметил, что этот «аромат» очень напоминал запах мочи, прямо говорить об этом он все же не стал[109]. Другие были менее деликатны. The New Pocket Cyclopædia («Новая карманная энциклопедия») 1813 года отважилась предположить, что «это, как говорят, секреция животных»[110]. Знакомый английского художника Роджера Дьюхёрста сказал ему в 1780-х, что индийский желтый производят, вероятно, из мочи животных, и настоятельно советовал тщательно промывать пигмент перед использованием[111]. Джордж Филд не ходил вокруг да около: «[пигмент] делают из верблюжьей мочи». Но и он не был до конца уверен: «Приписывают его также и самцу индийской коровы (то есть буйволу. — Прим. пер.[112]. В 80-х годах XIX века сэр Джозеф Хукер, великий путешественник и ботаник Викторианской эпохи, человек въедливый и придирчивый, решил, что ему необходимо найти однозначную разгадку происхождения индийского желтого и выяснить причину этого любопытного запаха. Будучи загруженным обязанностями главного смотрителя Королевских ботанических садов Кью, он ограничился официальным запросом по существующим каналам.

31 января 1883 года он отправил письмо в Министерство по делам Индии. Девять с половиной месяцев спустя, когда Хукер, несомненно, уже и думать забыл о таинственном пигменте, он получил ответ[113]. На другом краю мира 36-летний чиновник Трайлокьянат Мукхарджи[114] увидел письмо Хукера и провел свое исследование. «Индийский желтый», или пиури, информировал г-н Мукхарджи Джозефа Хукера, используется в Индии для покраски стен, домов и оград, а также, очень редко, для окраски одежды (запах не позволяет этому применению укорениться)[115]. Он проследил происхождение этих желтых шаров до места, которое он назвал единственным их источником, — до Мирзапура, мелкого пригорода бенгальского города Мунгера. Там небольшая группа гвала (молочников) ухаживала за стадом полуголодных коров, которые питались только манговыми листьями и водой. Вскормленные на такой диете коровы мочились очень яркой желтой жидкостью — в объеме примерно трех кварт в день на корову, — которую гвала собирали в небольшие глиняные горшки. Каждый вечер они кипятили эту жидкость, процеживали и скатывали полученный осадок в шары, которые сначала «поджаривали» на костре, а потом оставляли сохнуть на солнце[116].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное