Он сидит в кресле — вальяжно, нога на ногу, в скверике около дома, в котором когда-то жил. Соответственно и обстановка очень домашняя. Это, пожалуй, самый домашний памятник в городе. Один из самых неброских. Можно пройти мимо и не заметить. Очарователен беспорядок под креслом — груда книг, какие-то свитки. Все очень предметно, конкретно, буквально. Причем буквально «буквально»: на одном из ученых трудов, лежащих под креслом, различимы неровные буквы, из которых складываются слова: «Временник Главной палаты мер и весов». А вот что за слова, что за цифры и формулы содержит солидный фолиант, в раскрытом виде лежащий на ноге ученого, сказать трудно. Для этого надо перейти Московский проспект, подняться, как минимум, на третий этаж Технологического института и посмотреть в бинокль в окно; проще, однако, вскарабкаться на пьедестал, он невысокий — один метр всего. Нас ждет разочарование. Страницы книги девственно чисты. Менделеев лишь делает вид, что читает. В том-то и фокус. Что можно читать в книге без букв? (Надо полагать, это еще не написанная книга.) А ничего. Так чем же занят ученый? Ничем. Абсолютно ничем. И книгу он открыл для отвода глаз. Я знаю секрет Менделеева. Если мы обратим внимание на левую руку Дмитрия Ивановича, то с удивлением обнаружим, что памятник что-то прячет от нас. Подойдем-ка поближе, присмотримся. Что же мы видим? В руке папироска! У него ж перекур! Менделеев только что затянулся и теперь от посторонних глаз пытается скрыть недокуренную папироску!
Потрясающе. Я не знаю более трогательной детали во всем петербургском сообществе мемориальных фигур. Что слава посмертная, что память, когда нельзя покурить? Скульптор Гинцбург Илья Яковлевич знал, что делал (было ему далеко за семьдесят, когда открывался памятник), это он, академик, сам одной ногой стоявший в могиле, позаботился о маленькой слабости великого химика: пусть курит себе! В лаборатории нельзя, а здесь можно. А то ведь устанешь вечно сидеть.
Между прочим, автор Плеханова.
Если Менделеев чуть-чуть повернет голову направо, то обязательно увидит — совсем рядом — в каких-то ста шагах от себя, перед главным входом названного его именем института, где он долгие годы заведовал химической лабораторией, Плеханова — Георгия Валентиновича, не химика. Впрочем, памятникам вредно друг на друга смотреть.
С легким сердцем выдаю секрет Менделеева, потому что более чем уверен: прячет он папироску не от нас с вами (нам-то что, мы его понимаем!..), а от членов какого-то там чопорного худсовета образца 1932 года, не способных допустить даже мысли о курении памятников.
Лишь соображениями конспирации объясняется отсутствие пепельницы. Ничего не поделаешь, приходится Дмитрию Ивановичу стряхивать пепел на пол, то есть на газон.
У Менделеева блестел нос, рядом с памятником копошилась женщина с тряпкой. Подхожу: действительно, памятник вытирает — докуда может достать. Я поинтересовался, не знает ли она, кто нос начищает. Говорит: кадеты. Ему еще и погоны прилепляют. А я думал, студенты Техноложки. — А при чем тут, спрашивает, Техноложка? — Ну как же, говорю, химик все-таки. — Это он химик? — удивляется женщина. — А кто же? Вот таблица его (показываю на мемориальную таблицу на брандмауэре дома по левую руку от памятника). — И тут она мне начинает что-то несусветное нести. Дескать, под Пермью в лагере сидел профессор Б., который сверх элементов таблицы Менделеева открыл еще две тысячи элементов — вот кто был химик. Менделеев к нему специально в Пермь ездил, чтобы поговорить об элементе литии. Ко всему этому имела какое-то отношение президент Академии Наук г-жа Дашкова. — Подождите, говорю, Дашкова в восемнадцатом веке жила. — А Менделеев в каком? — насторожилась женщина. — Отвечаю: в девятнадцатом, в начале двадцатого. — Нет, говорит, в восемнадцатом! А потом добавляет: вы сами ему и начистили нос!
Все это она говорила с задором — меня, мол, не проведешь, я все знаю. Худая, домашние тапочки. Два зуба во рту.
КИРОВ НА МЯСОКОМБИНАТЕ
Рассказывая об этом памятнике, хочется говорить загадками — в духе какой-нибудь телевикторины, учиненной по принципу «веришь — не веришь». Вопрос, например, можно сформулировать так: «Верите ли вы, что в Санкт-Петербурге есть памятник партийному деятелю, на пьедестале которого литыми накладными буквами изображено слово ЧОРТ?»
Правильный ответ: да! Верим!.. Оно и понятно — иначе бы не спрашивал. Установлен памятник в 1937 году. Высокий — вместе с постаментом почти восемь метров. В некотором смысле памятник можно считать засекреченным. Посторонним доступ к нему закрыт, стоит он на территории предприятия, долгие годы известного как Ленинградский мясокомбинат им. С. М. Кирова. Разумеется, это и есть памятник С. М. Кирову, главному опекуну «гиганта мясной индустрии» в пору его строительства и запуска мощностей.