Одна из классических нравственных позиций называется
Другая нравственная позиция называется утилитаризмом, или прагматизмом: поступки должны быть направлены на достижение максимального общего блага. Человек, который переключает стрелку, толкает другого под трамвай или потрошит пациента с простудой действует в соответствии с утилитарным принципом. А тот, кто воздерживается от этих поступков, действует в соответствии с деонтологическим принципом.
Очень немногие люди отождествляют себя с одной из этих двух крайних позиций. У каждого человека есть своя точка равновесия между ними. Если поступок, необходимый для спасения большинства, выглядит слишком ужасным, побеждает деонтологический принцип. Если общее благо становится более наглядным – к примеру, если можно спасти миллион человек, принеся в жертву пятерых, – то прагматизм выходит на передний план. Но когда мы видим выражение лица или имя человека, приносимого в жертву ради большинства, – особенно если это ребенок, родственник или кто-то привлекательный для нас, – деонтология снова перевешивает.
Гонка между утилитарным и эмоциональным выбором происходит в двух разных узловых точках мозга. Эмоциональные аргументы систематизируются в медиальной части лобной коры, а свидетельства в пользу прагматических соображений накапливаются в латеральной части.
Точно так же, как мы можем изменять работу участка мозга, позволяющего понимать позицию другого человека, и влиять на способность пользоваться теорией разума, мы способны вмешиваться в работу этих двух мозговых систем с целью тормозить эмоциональную часть и поощрять прагматичные решения. Великие лидеры, такие как Черчилль, обычно развивают возможности и стратегии, приглушающие эмоциональную сторону и помогающие мыслить отвлеченно. Эмоциональная способность к сопереживанию тоже может приводить к совершению всевозможных несправедливостей. С утилитарной и эгалитарной перспективы справедливости, просвещения и государственного управления возникает необходимость отстраняться от некоторых эмоциональных соображений, как это делал Черчилль. Сопереживание и сочувствие – фундаментальные ценности по отношению к нашим согражданам – перестают действовать, когда цель заключается в достижении общего блага без привилегий и отличий.
В повседневной жизни есть очень простые способы придавать приоритетное значение той или иной системе. Один из самых наглядных примеров был продемонстрирован моим каталонским другом Альберто Костой. Согласно его утверждению, когда мы изучаем новый язык, наш мозг переходит в режим действия, благоприятствующий механизмам контроля и той части лобной коры, которая управляет прагматической и рациональной системой мозга. Согласно его тезису, мы можем изменять нашу этическую и нравственную позицию в зависимости от языка, на котором мы говорим. И это происходит на самом деле!
Альберто Коста доказал, что коренные испанцы становятся более прагматичными, когда говорят и думают по-английски. Если поставить испаноязычного участника перед дилеммой «человека на мосту», сформулированной на английском языке, то он во многих случаях окажется более склонен толкнуть ближнего под трамвай. То же самое происходит с англоязычными участниками: они становятся более прагматичными, когда решают подобные дилеммы на испанском языке. Для человека с родным английским языком проще толкнуть ближнего под трамвай по-испански.
Альберт сделал юмористический вывод из своего исследования, но в нем определенно есть зерно истины. Битва между утилитарным и эмоциональным началом не сводится к решению абстрактных дилемм – она проявляется почти во всех наших рассуждениях. Во многих случаях безопасность нашего дома защищается ревностнее, чем все остальное. Мы более агрессивны и иногда более безжалостны по отношению к тем, кого больше всего любим.