Тайная жизнь

Остается любовь. Она и есть этот невыразимый и невидимый остаток. Отсюда два табу: на речь и на свет.

Невыразимая: речь под запретом.

Невидимая: табу на то, что доступно зрению.

*

Аргумент V.

Личность — это не состояние. И не отпрыск рода. Наша индивидуальность не заложена на уровне атомов. На этой земле не предполагается никакая психология. Стать индивидуальностью — значит желать, сопротивляться, без конца и без передышки рваться на части. Все больше утрачивать цельность.

Личность — это разорванная завороженность.

Не умиротворенная — разорванная.

*

Существует два мира: социальный и асоциальный (культурный и естественный, человеческое начало и животное).

В Китае император был всем на свете — и в то же время просто человеком. Поэтому Древний Китай так потрясла любовь, которую испытал император Сюань-цзун к Ян Гуйфэй [78].

Почему эта любовь обрела скандальную славу?

Если император предпочитает империи проститутку, все общество ввергается в хаос.

Даже более того: история гласит, что Ян Гуйфэй заставила Сюань-цзуна забыть не только о государстве, но даже о любви к чтению, а также об удовольствии находиться среди образованных людей.

Конфуций, будучи мандарином, олицетворяет общество — и в то же время это просто человек. Так же и Платон (будучи философом) олицетворяет пайдейя [79]и «Законы» и «Республику», и в то же время это просто человек.

*

Se-ducere— это уводить в сторону. Из одного мира в другой. От выразителя общественного мнения к кому-то другому. Субъект — это чужак, неизвестная точка, недоступная другому.

Субъект — это забывший самого себя. Невидимый, неслышимый.

Субъект — это вообще ничто.

Это непроизносимо, поскольку это тот, кто произносит.

Это нечто нематериальное: промежуток между завороженным и сбросившим чары.

Человек желающий менее материален, нежели человек нежелающий.

*

Пусть современный человек не заблуждается: в наше время «я» — это полностью укрощенная иллюзия, возможности которой, как никогда прежде, подогнаны под стандарт, один и тот же для всех.

Наш век изобрел «мировые» войны, «глобализацию», международное право, спутники, статистику, зондирование, аудиметр [80].

Никогда еще коллективное моделирование не поражало так жестоко наши пределы.

Чувственное, телесное, пищевое, слуховое, зрительное, промышленное закабаление распространяется и во второй раз в истории человечества становится общим для всей планеты.

Единым — как на его заре.

Но однородный лед многонационального человечества еще не полностью однороден, по нему проходят трещины. Расколотый лед, сталкивающиеся обломки, сосульки, тягучая вода, что-то среднее между желе и жидкостью: мы входим в сомнительную зону.

Пока внезапно не наступит новое обледенение.

*

Аргумент VI.

Совершенно завороженный: животное начало.

Сбросивший чары: человеческое начало.

Ни тот ни другой.

Получеловек-полузверь.

С самой зари (это шаман).

*

Все, кто пережил войну, описывают момент накануне ее окончания, идет ли речь о поражениях или победах; это дни, когда все неустойчиво, когда хаотичность интересов приводит к всеобщей безучастности, когда власть оказывается на грани анархии, аморфности, когда даже жестокость бессмысленна и бессистемна. Момент, когда все рушится, момент общественного или, скорее, антиобщественного энтузиазма. Это центральная точка внутри циклона человеческого воспроизводства: в ней воцаряется странный покой. Полнейшая депрессия в глубине бездонного хаоса.

Это крайнее освобождение от чар.

*

Тот, кто не капитулирует, может рассчитывать лишь на оскорбления. Но альтернатива ему — только политическое перевоспитание. Правильная душа в правильном теле, в правильном языке.

*

Мне больше нравилась жизнь неустроенная, независимая, сложная, незаметная. Я избегал должностей, бесплатных приглашений на концерт, в театр, в оперу, в кино, я избегал важных постов, почестей, чтобы избежать пожирающих время обязательств, которые они за собой влекут; обязательств, в которые они облекают выходные дни и вечера, согласно великому принципу римского права do ut des, священному принципу «услуга за услугу». Малейший знак отличия вводит вас в иерархию и устанавливает над вами надзор общества — или, во всяком случае, вызывает у вас такое ощущение. Если вы пользуетесь известностью, вся ваша жизнь привязана к зеркалу, вы оказываетесь в пугающем плену у себя самого. Понемногу все творческие силы начинают работать на образ, который следует поддерживать. И разумеется, от публичных выступлений у меня пересыхает в горле, так что меня еле слышно: публика — это вымысел, с его помощью общество достигает нормальности и замыкается в рамках образца, которое оно само для себя создало, а потом этот образец мало-помалу начинает на него давить.