Пришлось идти обратно, к воротам. Сторож отпер калитку, и Лео, балансируя подносом, выбрался на улицу.
Тускло горели фонари на растяжках – над воротами и у поворота в переулок, – их окружали рыжеватые кольца сияния, хорошо видимые в перенасыщенном влагой воздухе. От дыхания шел пар. Запоздавшие пешеходы спешили в сторону трамвайной остановки, час пик давно закончился.
Школу окружали по большей части конторы, казармы, мастерские и магазинчики. Дальше, за дугой нового бульвара, начинался фабричный район. Когда-то он был самой окраиной Венеты, а теперь, когда центр переместился на несколько десятков километров южнее, стал окраиной Артемизии, только с другой стороны.
Лео свернул с Лавровой улицы в Караульный переулок. Длинное здание школьной прачечной и примыкавшая к ней котельная имели отдельные выходы прямо в переулок: прачечная обслуживала не только школу. Лео споткнулся о деревянный щит, прикрывающий люк в угольный подвал, едва не выплеснул на землю содержимое подноса. Помянул тоху и боху, прикусил язык и старательно чертыхнулся по-простецки.
Постучал в дверь котельной. Дедуля не ответил, но под рукой она подалась и, скрипнув, распахнулась.
– Господин Бакер! – крикнул Лео, перешагивая порог.
Дверь открывалась на лестничную площадку. С одной стороны ступеньки вели вверх, с другой – вниз, в полуподвал. И наверху, и внизу было темно.
– Господин Бакер! Вы спите? Это Лео Грис, учитель истории.
Никакого ответа. Лео чертыхнулся еще раз, стукаясь подносом обо все подряд, вытащил из кармана зажигалку. Освещая себе путь дрожащим огоньком, поднялся по тесной лестнице. На следующей площадке обнаружилась всего одна дверь, а сбоку – железные перекладины вертикальной лестницы на чердак.
Лео пнул дверь ногой и вошел в комнату. Здесь было совсем тесно, прямо у входа стоял стол, заставленный какими-то коробками, пустыми бутылками, заваленный газетами. Лео сунул на стол поднос – и бутылки со звоном раскатились, попадав на пол. Поднял зажигалку повыше, освещая топчан под окном без занавесок, скомканное тряпье, маленькую темную цилиндрическую печку, и – в узком промежутке между столом и топчаном, на полу – вытянутые ноги в стоптанных бесформенных башмаках.
Почему-то Лео сразу, даже не попытавшись посмотреть ауру, понял, что хозяин башмаков мертв. Что он не лежит тут, мертвецки пьяный, а именно мертв. Может, из-за неестественной тишины в комнате. Очень холодно. К кислому душку нестиранного тряпья и машинного масла добавлялся едва уловимый запах – неприятный, острый, раздражающий. Так пахнет уже свернувшаяся, подсохшая кровь.
Лео обошел стол, нагнулся, рассматривая мертвеца. Голова и плечи его скрывались под доской, опрокинутым ящиком с какими-то железками и заскорузлой ветошью, осколками стекла и перевернутой керосиновой лампой. Лео сразу отступил – не хватало еще поджечь тут все к самым нижним демонам.
Похоже, Дедуля ударился о полку, и та сорвалась, прихлопнув его сверху и засыпав барахлом.
Надо вызвать полицейских. Но сперва вернуться в школу и «обрадовать» коллег.
Глава 2
Когда полицейские уехали, закончив все формальности и забрав тело, было уже около одиннадцати часов вечера. Несчастный случай, как и предполагал Лео. Полицейский сержант сразу определил, что Дедуля был сильно пьян, потерял равновесие и ударился о полку.
Однако Лео как нашедшего труп не отпускали до самого конца и потребовали подписать протокол. Все это было очень неприятно и некстати, но Лео подавил острое желание потихонечку затеряться в толпе взволнованных коллег и сбежать. Поэтому он как законопослушный гражданин делал все, что от него требовали: все рассказал, показал и подписал.
Ехать домой было поздно, трамваи уже не ходили. Можно пройти дальше, к бульвару – там часто стояли извозчики, ожидая поздних пассажиров, – но Лео, обладая весьма скудными средствами, решил остаться в школе. Падре охотно вошел в его положение, и они поменялись в графике дежурств с Отто Нойманном, трудовиком, и его женой Кларой, обучающей девочек кройке и шитью.
Слабенький луч артефактного фонарика едва освещал широкий темный коридор на третьем этаже. Сквозь незанавешенные высокие окна пробивался свет уличных фонарей, узкими длинными квадратами ложился на истертый кафель пола.
Лео, борясь с сонным ознобом, снова повел фонариком – тишина, пустота. Гулкие шаги отдавались эхом под потолком, щеки горели, словно наждаком натертые – он выпил перед началом дежурства лишний стакан чаю с крупинками сахарина, но жидкая заварка не бодрила, а заменитель сахара не придавал сил, только оставлял привкус металла во рту.
И дневных проблем хватало, теперь еще и это! Ну как искать этого ребенка, маленького гражданина будущего Магистерия? Среди почти полутора сотен учеников. Если бы мага можно было легко определить, не нужны бы были Дефиниции.