Тайная битва сверхдержав

К счастью, сотрудники ЦРУ, работавшие несколько лет с Пеньковским, в тот день, 22 октября, сочли это предупреждение ошибочным и доложили директору Маккоуну лишь о факте ареста ценного агента, но умолчали о характере его сигнала. И правильно сделали, так как в той крайне напряженной обстановке, когда стратегические силы США были приведены в наивысшую готовность, сигнал о начале войны Советским Союзом мог привести к непредсказуемым последствиям.

24 октября Хрущеву было вручено новое послание Кеннеди. Президент выражал надежду, что советские суда будут соблюдать условия «карантина». Ответ поступил в Вашингтон в тот же день и был весьма угрожающим. Хрущев расценивал американскую акцию «как акт агрессии, толкающий человечество на грань пропасти мировой ракетно-ядерной войны», и сообщал, что советское правительство не может дать указание капитанам своих судов подчиняться приказам американских ВМС, блокирующих остров Кубы. «Мы не будем только наблюдать за пиратскими действиями американских судов в море, — подчеркивал советский лидер, — мы будем вынуждены со своей стороны принять необходимые меры для защиты наших прав. Для этого у нее есть все необходимое» {456}.

Такой обмен посланиями не предвещал ничего хорошего, а тем временем советские суда приближались к линии «карантина», где дежурили американские корабли. Какой будет встреча? Этот вопрос волновал и Вашингтон и Москву. Президент Кеннеди попросил министра обороны передать адмиралу Андерсену, командующему силами «карантина», его приказ: «огонь открывать только с санкции президента». Макнамара связался с адмиралом. Выяснилось, что тот собирается действовать в соответствии с военно-морским уставом: предупредительный выстрел впереди по курсу, а в случае неподчинения вести огонь на поражение. Министр пришел в ужас: ведь так можно было начать третью мировую войну! Он в жесткой форме передал адмиралу приказ президента: огонь только после получения подтверждения Белого дома.

24 октября напряжение нарастало. Два советских судна — «Комилес» и «Гагарин» подходили к позициям американских боевых кораблей. Америка наблюдала эту сцену по телевизору. Мы в Москве на Центральном командном пункте войск ПВО страны также видели на планшете, как происходит сближение. Отсчет шел на единицы километров: пять,… четыре, три. Нервы всех наблюдавших эту картину по обе стороны океана были на пределе.

Но в это время (это было видно на планшете) советские суда остановились, а затем, развернувшись, легли на обратный курс. А произошло вот что. Когда осталось несколько километров до точки встречи, капитаны «Гагарина» и «Комилеса» получили шифрограмму из Москвы. Она предписывала не пересекать линию «карантина», а отойти на безопасное расстояние, лечь в дрейф и ожидать дальнейших распоряжений.

В Белом доме вздохнули с облегчением. «Не будет ни задержания, ни досмотра», — произнес Кеннеди. Повернули назад и следующие 14 советских сухогрузов. Но танкеры продолжали путь. Первым к злополучной линии подошел танкер «Бухарест». Произошел ритуал опознания, но танкер был пропущен, правда, в сопровождении эсминца. За ним таким же порядком прошли и следующие танкеры. Но в последующие дни советские суда не подходили к линии «карантина» во избежание инцидентов {457}.

Казалось, вопрос с «карантином» разрешился без эксцессов, но напряжение не спадало. Теперь с морского пространства оно перенеслось в воздушное. В американской прессе появились сообщения о возможности массированных воздушных ударов по строящимся ракетным площадкам на Кубе. Советское посольство в Вашингтоне докладывало в Москву, что весьма вероятны бомбардировки советских военных объектов на острове. Не исключается и высадка десанта. В очередном письме американского президента Хрущеву, датированном 25 октября, Кеннеди упрекал советского премьера в том, что оружие, прибывшее из СССР на Кубу, которое русские называют оборонительным, на самом деле является «наступательным» — ракетами. Он призывал Москву вернуться к «прежней ситуации», т.е. убрать с Кубы советские ракеты. В американской прессе продолжалось нагнетание тревожной ситуации, все чаще раздавались голоса, призывающие нанести воздушные удары по ракетным позициям на Кубе.