Тайна желтых нарциссов

Они стояли посреди шоссейной дороги номер восемьдесят три во внезапно наступившей тишине, которая казалась почти противоестественной после барабанной дроби последних минут. В сотне метров впереди за поворотом дороги исчезли задние фары зеленой машины. Белая газетная страница помахала им в знак прощания. Доктор потряс в ответ пухлым кулаком:

— Маши, маши, приятель! Вопреки тому, что ты воображаешь, мы еще не произвели окончательного расчета. Au revoir![4]

Шмидт поднял взгляд от останков двух добротных шин фирмы Мишлен.

— Хотелось бы мне верить, что вы правы, мсье, — мрачно сказал он, — но меня что-то берет сомнение. Нынче ночью нам дальше не уехать, это уж точно. Кто бы он ни был, но стрелять он умеет. Поглядите!

Он указал на шины — в каждой зияло по три пулевых отверстия. Доктор кивнул.

— Во всем, что касается его ремесла, у него, бесспорно, высший разряд, — согласился он. — И ночью нам его не догнать. Но поскольку мы знаем, куда он держит путь, это не беда.

— А мы знаем, куда он держит путь? — В голосе шофера звучало глубокое сомнение.

— Знаем. Я как раз все обдумал. У Бом-ле-Дам он не свернул на дорогу в Швейцарию, а это может значить только одно. Он решил, что я дал телеграммы во все пограничные швейцарские пункты. Вот почему он направляется к себе на родину, в Италию.

Шмидт присвистнул:

— C'est çа![5] Он едет в Италию. Мы еще встретимся, приятель, мы еще встретимся!

И он тоже погрозил кулаком вслед исчезнувшему автомобилю.

— А теперь, — сказал доктор, — нам не остается ничего, кроме как поискать ночлега, и найти его мы можем вон в том городке. Нам обоим нужно поспать несколько часов, милый Шмидт.

Они выбрались из машины и отправились в городок, который, купаясь в лунном свете, спал в нескольких сотнях метров от них. Оказалось, что городок называется Рулан. Они нашли простенькую гостиницу и, не без труда разбудив хозяина, получили пристанище на ночь.

Еще не было шести утра, когда Шмидт постучал в дверь доктора и объявил, что они могут ехать. Он нашел механика и раздобыл у него две новые покрышки, которые доктор безропотно оплатил. Но по дороге к машине его вдруг охватил приступ того, что Наполеон называл «le courage de deux heures du matin».[6]

«Ведь это чистое безумие, — подумал он. — Я, уважаемый член врачебной корпорации Амстердама, блуждаю по западным отрогам Альп в погоне за шалопаем-итальянцем, который украл рукопись и продырявил мои шины шестью пулями и осколками бутылки бургундского, а тем временем за мной самим гонится французская полиция, которая считает, что рукопись украл я. Чистейшее безумие. Будь у меня хоть капля здравого смысла, я повернул бы обратно в Бом-ле-Дам, а оттуда махнул бы через границу в Нёшатель».

Но ритмичное движение автомобиля и свист утреннего ветерка вскоре разогнали эти здравые и разумные рассуждения.

«Погоня забавляет меня, — думал доктор. — Я предчувствую, что она поможет мне решить проблему, которой я занимался в Страсбурге. Что из того, если она завлечет меня в рискованную авантюру? Разве я не сын народа, который сорок лет следовал по пустыне за облачным столпом?»

Доктор утвердительно крякнул в ответ на свой вопрос и встретил удивленный взгляд Шмидта, который был угрюм и замкнут. В Безансоне, куда они добрались незадолго до семи, шофер задал свои обычные вопросы на таможне. В нескольких шагах от таможни доктор заметил газетный киоск. Он решил воспользоваться случаем и узнать, что делается на свете.

Первая же рубрика, которую он увидел в «Ле Репюбликен дю Дув», должна была ему польстить: она доказывала, что крылатая молва уже разнесла имя Циммертюра по всей Франции. Главный печатный орган Безансона называл его un savant escroc — иначе говоря, ученым мошенником, а несчастный случай с рукописью характеризовал как «на редкость наглое покушение на бесценное национальное сокровище» (coup de main d'une rare audace) и призывал по этому случаю пересмотреть иммиграционные законы: слишком многим иностранным filous, escrocs, voleurs и fripons (пройдохам, мошенникам, ворам и плутам) позволено под защитой нынешних законов грабить прекрасную Францию. Доктор стыдливо покраснел от такого обилия героических эпитетов и вдруг заметил, что кто-то читает газету через его плечо с таким же интересом, что и он. Это был долговязый шофер.

— Ну, что слышно, Шмидт? — спросил доктор, торопливо пряча газету в карман. — Что сказали на безансонской таможне?

Его попытка изобразить беспечность удалась не вполне. Он сам это заметил и заметил также новое, странное выражение в глазах шофера.

— Они проехали через таможню нынешней ночью, — коротко сказал Шмидт. — Наверно, теперь продолжают свой путь. Шоссе номер шестьдесят семь ведет в Швейцарию, а шоссе восемьдесят три — в Полиньи и к итальянской границе. Какую дорогу выберем мы?

— Восемьдесят третью, — без колебаний ответил доктор. — Он держит путь в Италию. В этом сомнений нет.

Шофер кивнул.

— А что это за статья о краже в Страсбурге? — спросил он. — Какая-то рукопись? В библиотеке?

— Как раз за вором мы и гонимся, — пробормотал доктор и двинулся к машине.