Тайна желтых нарциссов

Я сказал, что Дитер был прекрасным агентом. Это неверно, он был гениальным, фантастическим агентом. Он умудрялся отправлять определенные грузы, только представьте себе, в те ночи, когда метеорологические условия наиболее благоприятны для бомбометания. Он разработал свою собственную технику — прирожденный гений для всяких болтов — гаек шпионажа. Абсурдом бы было предполагать, что это может продолжаться так долго, но эффект наших бомбардировок был зачастую настолько велик, имел такие страшные последствия, что немцам и в голову не могли бы прийти, что это результат предательства одного лишь человека, им мог быть кто угодно, но не Дитер, с его экстравагантностью, шумом и помпой — ни один шпион так себя вести не будет.

Моя работа с ним была легкой и простой. Дитеру приходилось много перемещаться по железным дорогам, у него имелось специальное разрешение, служебный пропуск. Тем не менее связь между нами была просто детской игрой по сравнению с теми трудностями, которые возникали с другими агентами. Время от времени мы просто встречались в кафе и разговаривали или он подвозил меня на своей министерской машине. Я голосовал, а он, добрая душа, подвозил. А чаще всего мы отправлялись куда-нибудь на одном и том же поезде и менялись в коридоре портфелями или шли в театр каждый со свертком в руке, оставляли свертки в гардеробе и незаметно обменивались номерками. Он редко приносил мне специальные отчеты — чаще прямо копии различных приказов о транспортировке грузов. Его секретарше приходилось много работать: он заставлял ее держать рабочий архив для особой отчетности, каждые три месяца он этот архив «уничтожал», перекладывая его в свой портфель во время обеденного перерыва.

Ну, а в 1943-м меня снова отозвали домой. Моя торговая крыша, кажется, начала протекать, да и сам я потерял товарный вид.

Смайли замолчал и взял сигарету из предложенного Гиллэмом портсигара.

— Когда война закончилась, я поинтересовался у своего преемника, что же все-таки потом стало с Дитером и другими агентами. Некоторые переменили страну и осели в Австралии или Канаде, другие вернулись к руинам своих родных городов, к тому, что от этих городов осталось. А Дитер, как я понимаю, колебался с выбором. Ведь Дрезден был в русской оккупационной зоне, и Дитеру было над чем подумать. Но все-таки решился — из-за матери. К тому же он очень не любил американцев. Ведь как-никак он был социалистом.

Позднее я узнал, что Дитер и там сделал карьеру. Опыт администратора, приобретенный им во время войны, не мог не пригодиться и в новой республике. Думаю, что его репутация антифашиста и понесенные его семьей потери и невзгоды открыли ему зеленый свет при новой власти. Он, видно, очень преуспел и на новом поприще.

— Почему вы так думаете? — поинтересовался Мендель.

— Так ведь это Дитер возглавлял ту самую миссию по сталелитейной промышленности и покинул Англию лишь месяц назад.

— И это еще не все, — быстро добавил Гиллэм. — Только не упадите, Мендель. Я этим утром скатал вместо вас в Уэйбридж и навестил еще разок некую Элизабет Пиджен. Идея принадлежит Джорджу. — Он обернулся к Смайли. — Она чем-то напоминает Моби Дика, не правда ли, ну, того гигантского кита-людоеда белого цвета.

— И что же? — с нетерпением спросил Мендель.

— А я показал ей фотографию того молодого дипломата, по имени Мундт, которого они здесь опекали, чтобы он успел убрать концы. Элизабет мгновенно опознала в нем очаровательного молодого человека, приезжавшего за той папкой для нот, которую забыла Эльза Феннан. Помните, она так неожиданно рванула из театра, якобы не в силах перенести столь долгую разлуку с «мужем». Весело, правда?

— Но, позвольте…

— Знаю, знаю, о чем вы хотите спросить, сообразительный юноша. Вы хотите знать, опознал ли его также и Джордж? Представьте, опознал. Это тот самый молодец, что пытался с самыми лучшими намерениями заманить бедного Джорджа к нему же домой на Байуотер-стрит. Как вам этот шустрик, а?!

Мендель вел машину по направлению к Мичэму. Рядом сидел смертельно уставший Смайли. Снова лил дождь, даже в машине было холодно, мозгло и неприятно. Смайли плотнее закутался в пальто и, невзирая на свою усталость, с тихим удовольствием стал наблюдать вечерний, озабоченный Лондон, проходящий перед его глазами. Путешествовать ему нравилось всегда. Да хоть сейчас случись такое, он с большим бы удовольствием пересек Францию на поезде, чем на самолете. Он все еще помнил очарование ночного путешествия через Европу, странную какофонию из перестуков, перезвонов, гортанной французской речи, будивших его и отвлекавших от английских снов. Энн тоже любила эти волшебные звуки, и они дважды пересекали континент, разделяя сомнительные радости этого не слишком комфортабельного путешествия. Ну, вот они и вернулись в Мичэм.

Смайли отправился прямиком под одеяло, а Мендель приготовил свой знаменитый чай. Они попили его у Смайли в спальне.

— А что нам предстоит делать теперь? — спросил Мендель.

— Думаю, мы отправимся завтра в Уоллистон.