Тайна Тюдоров

– Вы и не должны. Перегрин ждет меня с лошадьми в поле за городом. Если я не объявлюсь к ночи, он поскачет в Хэтфилд. Можете ехать вместе, вас ведь ждет семья. Но я остаюсь. Она мне кое-что должна.

Сесил стиснул зубы. Несколько долгих мгновений он не двигался, а потом набросил плащ и поднял сумку.

– Желаю тебе обрести утраченное, – быстро сказал он и побежал вниз по лестнице, не оглядываясь.

Поборов новый приступ страха, я обратился к стражникам:

– Не покажете ли дорогу к покоям лорда Гилфорда?

– Я отведу вас к нему, – с готовностью откликнулся йомен Том.

Глава 30

Потертые ступени вели на верхний этаж. Поднимаясь вслед за Томом, я отчаянно храбрился. С каждой секундой грядущий разговор страшил меня все больше.

Мы оказались возле узкой двери. Том говорил со стражей, а я изо всех сил боролся с искушением сбежать. Еще не поздно догнать Сесила. Он тоже чудовище, но с ним все же привычнее вести дела. Можно разыскать Перегрина в поле, и к ночи я буду с Кейт и Елизаветой, надежно укрытый в усадьбе принцессы. Что мешает мне и дальше пребывать в неведении? Что бы ни ждало меня за этой дверью, результатом будут только новые мучения.

Размышляя, я нащупал во внутреннем кармане загадочный символ моей истории. Довольно сомнений. Я должен сделать это – хотя бы ради Элис.

– Пять минут. – Том вручил мне пистолет. – Только осторожнее. Она там, похоже, совсем взбесилась.

Он отпер и распахнул дверь. Затолкав пистолет за пояс, я вошел в покои. Посреди комнаты стоял большой, обитый кожей сундук с грудой одежды. На полу беспорядочно валялись бумаги и книги. В углу два взмокших человека пытались оттащить от стены деревянный комод. Две почти одинаковые копны светлых волос, два тела, словно отлитые из одной формы. Она обернулась на звук открывшейся двери, готовая лицом к лицу встретить незваного гостя.

– Наконец-то соизволили… – начала она и осеклась. – Кто ты? Как смеешь беспокоить нас?

Она хотела говорить властно, но голос не слушался. От прежнего облика уверенной высокомерной дамы не осталось и следа. Бросались в глаза седые пряди в ее растрепанных волосах, лицо выглядело измученным. Она как будто не узнавала меня.

Тут я сообразил: борода и шляпа. Я обнажил голову:

– Я полагал, вы узнаете меня из тысячи, миледи.

Гилфорд заскулил. Леди Дадли, яростно оскалившись, зашипела и медленно приблизилась ко мне:

– Ты? Ты должен быть мертв!

Ее глаза не выражали ничего. Теперь я понимал, что она больна. Все эти годы болезнь подтачивала ее разум и дух. Она держала это в тайне от всех, никому не удавалось проникнуть сквозь ледяную завесу. Но мало-помалу недуг одерживал верх. Все эти годы она оставалась преданной супругой, а герцог предал ее. И леди Дадли оказалась не в силах более скрывать боль и отчаяние. Она принесла свою жизнь в жертву, но в награду получит лишь забвение и неблагодарность. Подобно раненому хищнику она мечется, призывая на выручку всю свою изворотливость. Невыносимое горе – вот что сейчас двигает ею. Это я мог понять, хотя понимание и не давало утешения.

– К сожалению, вынужден вас разочаровать, – ответил я.

Она скривила губы:

– Вечно путаешься у всех под ногами. Тебе это всегда нравилось.

Леди Дадли отбросила непослушную прядь со лба жестом, отдаленно напоминавшим о былом изяществе.

– Какая скука. А я-то было решила, что избавилась от твоего общества.

– О, вы избавитесь – лишь ответьте на мои вопросы.

– Ты… ты не лезь к нам! – завопил Гилфорд из-за спины матери.

– Тихо, – одернула сына леди Дадли, не сводя с меня глаз. – Пусть болтает, а мы послушаем. Нам это ничего не стоит.

Отбросив полу плаща, я показал пистолет Тома у себя на поясе. Она прищурилась:

– Я не ахти какой стрелок. Но в такой маленькой комнате даже я легко попаду во что-нибудь. Или в кого-нибудь.

Она сделала шаг, заслонив собой Гилфорда:

– Мой сын ни при чем. Он ничего не знает. Задавай свои несчастные вопросы и проваливай. У меня много неотложных дел.

Она говорила правду. Колокола застали их за сборами. Как и Джейн, леди Дадли понимала: этот звон предвещает близкую развязку драмы. Поэтому обливаясь потом, они с Гилфордом тащили комод к двери, чтобы заблокировать ее и выиграть время. Она не сомневалась: вот-вот Совет официально объявит арестованным ее младшего сына. Единственное живое существо, которое она сумела полностью подчинить своей воле и которое по-настоящему любила. Лишь снедавшая ее жажда мести была сопоставима с этой роковой страстью. По крайней мере, она оставалась человеком – могла любить. И ненавидеть.

– Вам его не спасти, – возразил я. – Эти колокола звонят в честь королевы Марии. Вы проиграли. Гилфорд Дадли никогда не наденет корону. Будет большой удачей, если он вообще сохранит голову.

– Да я порву тебя на куски, чертова дворняга! – рявкнул Гилфорд.

Его мать зловеще расхохоталась:

– Думаешь, ты такой умник? Никогда я не хотела короны для своего сына. Мой муж пошел бы на все ради трона, но не Гилфорд. Я спасу его. Пусть мне придется ползать на коленях. Мария – женщина, ей знакома горечь утраты. Она поймет: сын не должен отвечать за проступки отца.