Тайна священного колодца

На дно опустились водолазы-греки. Их чуткие пальцы быстро находили в расщелинах колодца золотые статуэтки, диски, ножи тонкой работы из обсидиана и кремня, на ручках которых были изображены золотые змеи. Скоро мешки водолазов были доверху наполнены драгоценными находками.

…Когда сундуки были набиты золотыми украшениями индейцев майя, дорогими фигурками из нефрита, редкими экземплярами оружия, Эдвард Томпсон погрузил их на пароход и поскорее отправился в Соединенные Штаты. Бизнес есть бизнес! Его финансировали господа из антикварного общества, и теперь Эдвард должен произвести с ними расчет. Его нисколько не смущало, что добытые им сокровища были сделаны руками древних обитателей Мексики.

Пароход дал протяжный гудок и покинул мексиканскую землю.

Мистер Томпсон разместил добытые сокровища в музее Пибори Ггрвардского университета, получив за них солидную сумму.

Теперь его мало интересовала Чичен-Ица. Он устраивал свою жизнь, жизнь состоятельного человека, у себя дома, в Штатах.

В 1910 году в Мексике началась революция. Ее победное шествие докатилось до Юкатана. Асьенда Эдварда Томпсона была разгромлена.

Революционное правительство Мексики потребовало у Томпсона вернуть хотя бы часть добытых сокровищ. Томпсон ответил отказом, заявив, что, если бы он не залез в этот колодец, эти богатства лежали бы там еще тысячу лет.

Томпсону предложили выплатить Мексике компенсацию 500 тысяч долларов. Американец отказался. Правительство конфисковало его асьенду и имущество в Чичен-Ице. Но все сокровища Священного колодца — национальная гордость Мексики — остались в американском музее Пибори.

Прощание со священным колодцем

Мы стояли на краю колодца на площадке, с которой когда-то была принесена в жертву богу дождя Сквик. Наверное, колодец не изменился за тысячелетие, которое насчитывает его история. Те же отвесные стенки, в них видны слоистые отложения. В глубине колодца, метрах в двадцати от края, видна зеленоватая поверхность воды. В ней отражаются небо, облака, кроны высоких деревьев, растущих на берегу, остатки крепления землечерпалки мистера Томпсона.

Проводник Исидро осторожно дотрагивается до моего плеча.

Мы возвращаемся на площадь, к пирамиде. Мы идем по той самой дороге, по которой когда-то двигались торжественные процессии. Но теперь здесь лишь тропинка. По сторонам — гигантские деревья. Дорога, проложенная мистером Томпсоном, тоже уже давно скрылась в зарослях леса.

Снова перед глазами пирамида и храм наверху. Там туристы. Они смотрят в сторону колодца. И вдруг я представил одного из этих людей с жезлом в руке, в легкой накидке, в пышном головном уборе из перьев.

Но суета туристов, крик гидов разрушили прекрасное видение. Я слышу английскую речь, вижу американцев, которые ходят вокруг пирамиды группами и в одиночку. Те, кто побогаче, нанимают личного гида. Эти двое — мужчина и его молоденькая жена — бродят по зеленой лужайке около пирамиды в сопровождении гида-индейца. На американце белые брюки и пестрая рубашка, распахнутая спереди, на его жене шорты, обтягивающие бедра.

— Марлэн, сядь на этого зверя! — кричит американец.

— Это бог дождя, мистер! — сообщает гид.

— Неважно!

Марлэн садится на бога, как на вола, грациозно выставив вперед ножку. Снимок готов.

Они идут дальше, взявшись за руки. Гид услужливо бежит впереди.

— Это стадион, мистер, — говорит гид. — Длина поля — сто пятьдесят метров. На каменных стенах, как видите, каменные кольца. Это прообраз баскетбола, мистер.

Американец смотрит на кольца, показывает их Марлэн, что-то говорит и смеется.

— На той трибуне сидел вождь, — показывает гид-индеец и вдруг бежит через поле к трибуне. Он садится на скамейку Халач-виника и говорит: — Вы меня слышите?

Мы его слышим, хотя расстояние не меньше ста пятидесяти метров.

Гид бросает монету на камень — мы слышим звон.

— Пройдите сюда, прошу вас, — просит гид.

Американец подхватывает под руку свою молоденькую жену и весело бежит с ней к трибуне вождя.

Мы с Исндро идем в другую сторону. Я вижу апельсиновые деревья и возле них камни, на которых еще сохранились древние барельефы. На камнях сидят мексиканцы — крестьяне из ближайших деревень. Двое из них самодельными ножичками очищают кожуру с апельсина. Один дремлет, надвинув шляпу на глаза. Женщина расчесывает девочке волосы. Изредка крестьяне перебрасываются словечками на языке индейцев майя. На том самом языке, который звучал в этом великом городе древности Чичен-Ице.

И мне кажутся так несовместимыми эти великие строения прошлого и эти забитые крестьяне — наследники своих знаменитых предков. Откуда им знать секреты акустики стадиона, законы, по которым ученые-жрецы строили обсерваторию и наблюдали за движением Солнца и Венеры десять с лишним веков назад?

Может быть, эти крестьяне выглядели бы иначе, если бы четыреста пятьдесят лет назад пришельцы из Старого Света огнем и мечом не сокрушили великую цивилизацию их предков, не уничтожили высокую культуру и не превратили в рабов индейцев майя, чьими руками созданы бессмертные произведения искусства и архитектуры.