Софи нахмурилась. Задумчиво покрутив в руках конверт, она все-таки сломала печать — отец любил по старинке запечатывать личные важные письма сургучом с личной печатью. Она вспомнила, как в детстве была зачарована этими сказочными, магическими, как ей казалось, печатями. Отец разрешал иногда ей самой ставить оттиск его печати на расплавленном сургуче. Тогда она была счастлива. До того, как поняла: отец сомневается в том, что она — его дочь.
Внутри конверта оказалось письмо, написанное от руки хорошо знакомым размашистым почерком. Конечно же это очередное нравоучение о том, как себя надо вести и как она опозорила свою семью. Софи поначалу отложила письмо, решив, что не будет его читать. Но, понемногу разбирая вещи, вспомнила, что она уже взрослая, и прочитать письмо отца — ее долг.
Присев отдохнуть, Софи развернула письмо. Начиналось оно со слов, которые она совсем не ожидала увидеть.
«Дорогая дочка! Я очень рад твоему замужеству. Это прекрасная партия, о которой я даже и мечтать не мог. Кроме того, что твой брак положит новый виток в наших отношениях с Индией, я по-отцовски рад, что твой муж — друг Александра, да и твой тоже. Знаешь, мне всегда немного тревожно, когда мои дети вступают в брак. Кроме интересов королевства, меня волнует их личное счастье. Если я был строг с тобой, то это только потому, что беспокоился о тебе. Теперь я спокоен. Эш — надежный человек, он сможет хорошо позаботиться о тебе».
Почему-то строки начали двоиться, Софи смахнула набежавшие слезы. «Дорогая дочка», — написал отец. Даже если эти слова были формальностью, они тронули сердце дочери. Так отец никогда не называл ее до этого.
Вроде бы мелочи — добрые слова отца, разговор с Эшем, благодаря которому она поняла, что может активно участвовать в общественной жизни. Конечно, эти мелочи не шли ни в какое сравнение с большой любовью, о которой она мечтала. Но эти мелочи подняли ей настроение, вселили некоторую надежду на будущее.
Пришла горничная с чаем и печеньями. София улыбнулась девушке и села пить чай. Отдохнув, Софи направилась к коробкам со своими вещами.
Через два часа они с Парвин разобрали почти все вещи, но осталось еще три большие коробки. Почти все шкафы в гардеробной были уже заполнены, остались только небольшие шкафы, стоящие вдоль короткой стены.
— Надеюсь, что содержимое оставшихся коробок сюда влезет, — сказала Софи.
Парвин забеспокоилась, заволновалась и не торопилась открывать оставшиеся шкафы.
— Что случилось? — забеспокоилась в свою очередь Софи.
Парвин молчала, избегая взгляда Софи, казалось, она пытается подыскать слова. Софи направилась к шкафам.
— Извините, махарани София, но там одежда махарани Насрин.
Одежда Насрин все еще там, спустя несколько лет после ее смерти. Шок, гнев, разочарование охватили Софи. На какое-то время она потеряла дар речи.
Конечно, Эш любил свою первую жену. Настолько сильно, что не смог избавиться от ее одежды. И все это время одежда Насрин была в комнате, которая принадлежит Софи! Эш все еще любит Насрин, он до сих пор предан ей. Возможно, он думал о своей первой жене во время их с Софи первой брачной ночи! Возможно, он даже представлял себе Насрин, лаская Софи! Нет, надо с этим покончить, решила Софи. Одежде Насрин не место в ее шкафах. Но, к изумлению Софи, ее охватило женское любопытство. Ей стало интересно, как одевалась любовь Эша.
Софи заставила себя улыбнуться.
— Хорошо, Парвин. Ты можешь идти. С этими коробками я сама разберусь.
Парвин с облегчением вздохнула и быстро вышла из гардеробной. Как только она вышла, Софи подошла к шкафам с одеждой Насрин. Какое-то время она не могла решиться открыть их. Потом заставила себя открыть дверцы. От резкого движения тонкие шелковые ткани заколыхались. Создалось такое впечатление, что в шкафу стоит кто-то живой. Софи отпрянула. От одежды шел сладкий, тяжелый аромат. У Софи закружилась голова, ей захотелось закрыть шкаф. Но, увидев одежду, так не похожую на ее наряды, одежду женщины, которую Эш до сих пор любит, Софи решила этого не делать.
Настроение Софи внезапно изменилось. Гнев и ярость сменились болью и ощущением безнадежности. Один только вид одежды Насрин, женщины, которую Эш так любил, разбередил раны, которые только начали заживать. Эта боль, как змеи, выползшие из-под камня, начала жалить, причиняя страдания.