Бандл нахмурилась. Семь Циферблатов. Где же это? Должно быть, в каком-нибудь трущобном районе Лондона, подумала она. Слова Семь Циферблатов напоминали и о чем-то еще, но о чем именно, она в данный момент не могла сообразить. Внимание ее сосредоточилось на двух фразах.
Фразы эти не укладывались в ее голову, они не укладывались ни во что. Ибо были написаны в ту самую ночь, когда Джерри Уэйд принял такую дозу хлоралгидрата, которой ему хватило на то, чтобы никогда больше не проснуться. И если он писал правду в своем письме, зачем ему было принимать эту дозу?
Бандл покачала головой, огляделась по сторонам и чуть поежилась. Что, если Джерри Уэйд в данный момент смотрит на нее? Ведь он умер в этой самой комнате…
Она замерла без движения. Полнейшую тишину нарушали своим тиканьем только ее собственные золотые часики.
И звук этот казался неестественно громким и многозначительным.
Бандл посмотрела в сторону каминной доски. Яркая картина престала перед ее умственным взором.
На ее постели лежал мертвый мужчина, a на каминной доске тикали семь будильников… оглушительно… зловеще… тикали… тикали…
Глава 5
Человек на дороге
– Отец, – сказала Бандл, открывая дверь святилища, то есть личного кабинета лорда Кейтерхэма, и просовывая голову внутрь. – Я поехала в город на «Испано-Сюизе»[4]. Не могу больше терпеть здешнее монотонное однообразие.
– Но ведь мы только вчера вернулись домой, – пожаловался лорд Кейтерхэм.
– Я знаю, но, по-моему, прошла целая сотня лет. Я и забыла, насколько скучно бывает в деревне.
– Не соглашусь с тобой, – возразил лорд Кейтерхэм. – Здесь царит такой покой… да-да, именно покой. Кроме того, здесь так уютно… И не могу высказать, насколько я доволен возвращением к Тредвеллу. Этот человек заботится о моем покое самым удивительным образом. Только сегодня утром кто-то явился, чтобы узнать, не могут ли они устроить здесь какое-то ралли для герлскаутов…
– Это значит «слёт», – поправила его Бандл.
– Слёт, прилёт, ралли, талли… какая разница? Еще одно глупое слово, не имеющее вообще никакого смысла. Однако это ставило меня в очень неловкое положение… надо было отказаться… по правде сказать, мне, наверное, не следовало отказывать. Но Тредвелл избавил меня от этой ситуации. Я забыл, что он там сказал… нечто изумительно изобретательное, не способное оскорбить чьи-либо чувства, однако прихлопнувшее всю идею на месте.
– Одного уюта мне мало, – проговорила Бандл. – Мне нужны волнения и впечатления.
Лорд Кейтерхэм пожал плечами.
– Разве мало было нам этих волнений четыре года назад? – с горечью в голосе произнес он.
– А я готова к новым волнениям, – заявила Бандл. – Не скажу, что я рассчитываю обнаружить их в городе, однако там я, по крайней мере, не вывихну челюсть, зевая от скуки.
– Согласно моему личному опыту, – проговорил лорд Кейтерхэм, – если человек сам ищет неприятности на свою голову, то обыкновенно и получает их… – Он зевнул. – А впрочем, я и сам охотно прокатился бы в город.
– Ну тогда поехали, – сказала Бандл. – Только давай быстрей, я очень тороплюсь.
Лорд Кейтерхэм, уже было начавший подниматься из кресла, замер.
– Ты сказала, что торопишься? – подозрительным тоном спросил он.
– Чертовски тороплюсь, – пояснила Бандл.
– Тогда решено, – заявил лорд Кейтерхэм. – Я никуда не еду. Ехать рядом с тобой в «Испано-Сюизе», когда ты за рулем и спешишь… нет, подобное приключение по силам ни одному пожилому джентльмену на свете.
– Ну как угодно, – ответила Бандл, уже выходя из комнаты.
Место ее занял Тредвелл.
– Милорд, викарий самым неотложным образом хочет видеть вас по поводу каких-то несчастных разногласий относительно статуса «Мальчишеской дружины»[5].
Лорд Кейтерхэм застонал.
– Мне показалось, милорд, что сегодня за завтраком вы упомянули, что намереваетесь сходить в деревню, дабы обсудить эту тему с викарием.
– Вы так ему и сказали? – с интересом спросил лорд Кейтерхэм.
– Сказал, милорд. И он отбыл, с позволения сказать, веселыми ногами. Надеюсь, что я поступил правильно, милорд?
– Ну конечно же, Тредвелл. Вы всегда оказываетесь правым. Вы не смогли бы ошибиться даже в том случае, если б захотели это сделать.
Тредвелл откланялся с благородной улыбкой на устах.
Когда Бандл нетерпеливо жала на клаксон перед воротами поместья, из сторожки к воротам торопливо выбежала маленькая девчонка, за которой последовало увещевание ее матери:
– Поторопись, Кэти. Это ее светлость, и она, как всегда, невозможно спешит.
Действительно, спешить было в обычае Бандл, особенно когда она находилась за рулем. Девушка обладала выдержкой и умением и была хорошим водителем; если б не эти качества, бесшабашная манера езды не раз привела бы ее к несчастью.
Стоял прохладный октябрьский день, с синего неба светило ослепительное солнце. Прикосновение ветра заставило порозоветь щеки Бандл и наполнило ее жизненным пылом.