Тайна Розенкрейцеров

Вишневецкого. Этот проклятый схизмат будет нам мстить.

– Не совсем так, – возразил Ротгер. – Лично мы тут ни при чем. Он нацелился на крепость и монастырь.

И давно. А я, осел, позволил ему провести разведку. Теперь этому коварному схизмату известно все: и количество воинов, и сколько у нас пушек, и где они стоят, и даже как долго мы сможем продержаться в осаде с имеющимися у нас припасами.

– Ну, этого он знать не может…

– Может, – отрезал Ротгер. – Эта хитрая скотина – теперь я в этом абсолютно уверен – хорошо знает немецкий язык. Он слушал все наши разговоры и мотал на ус. А ведь и я, и брат Теофраст могли бы сообразить, что тот, кто смог выучить латынь и греческий, не считая других языков, должен владеть и немецким.

– Тогда дело совсем худо.

– К сожалению, ты прав.

– Но зачем ему наш монастырь? Где Украина, а где эти места.

– Скорее всего, князь Вишневецкий все-таки служит или Московии, или великому князю литовскому.

– Зачем ему это? – возразил Чтан. – Вишневецких никак нельзя назвать бедными, и до сих пор Байда еще никому не продавал свою саблю. Он чересчур свободолюбивая натура, чтобы кому-то подчиняться, а тем более быть холопом.

– Байда очень похож на нас с тобой, брат Чтан. Он авантюрист. И, ко всему прочему, не исключено, что сюда вмешалась большая политика.

– Вполне возможно.

– Но есть еще более неприятный вариант – кто-то из властелинов мира сего копает под наше братство Креста и Розы.

– Это вряд ли, – уверенно заявил Чтан. – Мы слишком далеки от цивилизованных мест.

– Вспомни, что я говорил тебе насчет шпиона, затесавшегося в наши ряды. Вот первой объяснение, сразу пришедшее на ум

– Нужно сообщить об этом инциденте Коллегию Святого Духа, – подумав, не очень уверенно посоветовал Чтан.

– Несомненно, в первую голову, – согласился Ротгер. – А пока свой приказ о посылке карательного отряда под твоим началом я отменяю. Мы не можем ослаблять защиту монастыря и крепости.

– И я так думаю. Возможно, Байда как раз и рассчитывал, что мы бросимся мстить.

– Не знаю. Что у этого проклятого схизмата в голове, одному отцу небесному известно. Но теперь нам нужно быть постоянно настороже, так как перед собой мы имеем не местный сброд, а хорошо вооруженных украинских казаков, воинская доблесть и выучка которых не подлежат сомнению.

– Для начала нужно удвоить сторожевые посты.

– Особенно в ночное время. А еще я попрошу магистра Ливонского ордена, к которому я все-таки принадлежу официально, прислать нам подкрепление. Кроме всего прочего, в его обязанности входит и защита истинной веры. А монастырь – ее форпост среди схизматов.

– Вряд ли он сейчас положительно откликнется на твою просьбу.

– Почему?

– Среди земгалов[57] начались волнения. Они взбунтовались и могут поднять вооруженное восстание в любой момент. Орден собирает силы, чтобы усмирить их и заставить платить оброк, который им почему-то кажется непомерно большим.

– Дьявол! – с жаром воскликнул Ротгер. – Все оборачивается против нас. А если учесть, что вот-вот прибудут члены Коллегии Святого Духа, то нам и вовсе не позавидуешь. Как обеспечить им надежную охрану в такой обстановке?

– Не думаю, что они явятся сюда без военного отряда, – сказал Чтан. – Но предупредить их нужно.

– Обязательно. Этим займусь я. А тебе предстоит еще раз проверить, все ли заготовлено для длительной осады – есть ли в достаточном количестве продовольствие и сухие дрова, булыжники, смола, крючья, котлы, как обстоят дела с навесами для стрел… Ну и так далее. Не мне учить тебя ратному делу.

– Можешь не сомневаться, все будет как должно, – ответил польщенный поляк.

С тем они и расстались.

Тем временем события в монастыре развивались своим чередом – монахи и послушники шли к заутренней, а неугомонный и неутомимый Парацельс, для кого и сон, и религиозные мировоззрения были категориями отвлеченными и не суть важными, уже колдовал над своими приборами и ретортами.

Так получилось, что никто из монастырской братии еще не знал о случившемся, потому что крепостные Ворота, перед которыми выстроились покойники во главе с Гуго, можно было видеть лишь с одной сторожевой башни. А поскольку боевые рожки кнехтов молчали и не объявляли тревогу, то и монастырская жизнь текла своим размеренным чередом согласно уставу и распорядку дня, утвержденному начальством. Сам Алоизий, так же как и Ротгер, проснулся с чувством надвигающейся непоправимой беды, вызывающим холодный озноб. Приора трясло, как в лихорадке, хотя спал он под одеялом, а температура воздуха в его опочивальне была даже выше, чем обычно.

Это состояние он впервые испытал, когда надзиратель католического коллегиума, где прошли годы учения Алоизия, поймал его и еще одного очень симпатичного юношу (имя этого розового и хорошо упитанного херувимчика давно выветрилось из памяти приора), за весьма предосудительными утехами, которые влекли за собой большие кары и даже изгнание из учебного заведения. Но тогда неприятности обошли «шалунишек» стороной, потому как надзиратель о том, что видел, никому не обмолвился ни единым словом. Это было удивительно и необъяснимо.