- Мальчик пропал, - продолжал он, не уступая дороги. Вчера ты видел его. Живым видел, веселым. Больше его нет. Не станет и вас - молодых, сильных. Мун пэрно! Родэхейль! [11]Как я могу пустить вас туда? На гибель пустить…
- Уходи! - резко оборвал его Прохор Петрович. - По-хорошему прошу - уйди.
Старый Каллуст не шелохнулся. В напряженно застывшей фигуре старика чувствовалась отчаянная решимость - спасти стоящих перед ним людей, не считаясь ни с чем, спасти пускай даже ценой собственной жизни.
Прохор Петрович шагнул к Каллусту, не спуская с него жесткого, неподвижного взгляда…
Никто не заметил сгоряча, как беспокойно вел себя Тол, внимательно следивший за спорящими. Стоило Прохору Петровичу приблизиться к старому Каллусту, как пес, широко расставив мохнатые лапы, загородил собой хозяина и грозно зарычал.
- Слушай, старик, - Прохор Петрович говорил медленно, и оттого каждое слово его звучало значительно и весомо. - Я - депутат районного Совета. Там, где нет милиции, я обязан поддерживать закон. Ты это знаешь.
- Да, - подтвердил старый Каллуст, не понимая, куда клонит Прохор Петрович. - Я это знаю.
- Я имею право требовать помощи от любого. И это ты знаешь.
- Знаю.
- Если ты не хочешь помочь мне - твое дело. Но ты мешаешь. Не мне мешаешь - Советской власти. Понял?
Старый Каллуст молчал.
- Убери собаку!
- Я хочу помочь… хочу! - тяжело произнес старик. - Пустить вас на гибель - это помощь?
Прохор Петрович уловил в его голосе новые, просительные нотки. И он повторил, всем видом показывая, что ни на какие уступки не пойдет:
- Убери Тола!
Пес услышал свое имя и угрожающе оскалил клыки.
- Если ты действительно хочешь помочь нам, - продолжал Прохор Петрович, - пошли с нами собаку. В пещере темно. Там, где мы не увидим людей, Тол их почует.
Старый Каллуст еле заметно качнул головой. Трудно было понять, соглашается он или отказывается.
- Пойдем, Федя! - твердо сказал Прохор Петрович, не глядя на старика. - Если пес бросится на меня… Отвечать будет Каллуст. Запомни.
Старик молча притянул к себе за ошейник собаку и показал рукой на устье грота.
- Кыч, Тол! Кыч! [12]- ласково уговаривал он пса, все еще не пропуская к пещере Прохора Петровича и Федю. - Кыч!
Он достал бумажку с завернутыми в ней волосами Наташи. Дал собаке понюхать пушистый комочек и подтолкнул ее вперед.
Тол осторожно спустился по крутому уступу. Разбрызгивая воду, еще покрывавшую камень у входа в грот, он скрылся в темном устье.
- Не ходи с нами, - сказал Прохор Петрович старому Каллусту, - тебе придется остаться здесь и смотреть, чтобы никто не вошел в пещеру и не вышел из нее.
Старый пастух прижался к обрыву, пропуская Прохора Петровича и Федю, а взгляд его, каждая скорбная морщина на лице словно умоляли: не ходите, не надо, там же верная гибель!
Вода еще не совсем убыла и заплескивала в устье грота. Но Прохор Петрович и Федя больше ждать не могли. Ступая по воде, подошли они к каменной щели и скрылись в темноте…
Не успел Федя сделать в гроте нескольких шагов, как наткнулся на Прохора Петровича и услышал его тихий голос:
- Спички есть?
- Есть фонарик.
- Это хорошо. Посвети немного. Не пойму, куда мы с тобой забрались.
Федя осветил под ногами неровный каменный подъем, мокрые стены, нависший над головой блестящий от влаги потолок.
- Хватит, - остановил его Прохор Петрович. - Погаси.
Первым пошел Федя, проверяя посохом дно и низкий потолок грота. Прохор Петрович двигался следом, не переставая досадовать на себя. Как же он не подумал?.. Можно ли угнаться здесь за собакой? Тола в темноте выручит чутье, заменит ему зрение. Хозяина тут нет; чужого Тол слушаться не станет, а ждать тем более. Вот и пошел пес первым, намного опередил поднимающихся за ним вслепую людей - и пропал в темени… А все старый Каллуст! Заморочил всем голову своим Чаном Рушла!..
Остановил их раскатистый, гулкий хохот. Десятки голосов - смеющихся, завывающих, поющих - слились в жуткий хор, какой может присниться разве только в тяжелом бреду.
Федя и Прохор Петрович не верили ни в бога, ни в черта. Но тут и они почувствовали, как неприятный холодок сковывает руки и ноги.
Зловещий хохот затих. Замерли под сводами пещеры последние певучие нотки. Но ощущение близкой опасности нарастало с каждым шагом. Все чаще ощупывал Федя посохом путь перед собой. Включить фонарик и осмотреться он не решался. Кто знает, как далеки от них люди? Фонарик мог превратить его и Прохора Петровича в прекрасную мишень, из охотников сделать дичью.
Федя не выдержал напряжения, остановился.
- Куда девался пес? - шепнул он.
- Вперед ушел, - так же тихо ответил Прохор Петрович.
- Почему же его не слышно? Неужели еще не добрался до конца пещеры?
Вместо ответа Прохор Петрович слегка подтолкнул его:
- Пошли, пошли. Стоять нам нельзя.
И оттого, что Тол пропал и даже голоса не подает, стало еще тяжелее идти дальше. Исчезновение собаки Прохор Петрович и Федя невольно связывали с дикими голосами из глубины грота.