Тайна реки Семужьей

— К Дурному месту, — мрачно добавил молчавший все время старый Каллуст. — К Чан Рушла.

— Возвращайся к оленям, — недовольно бродил Прохор Петрович, не глядя на подавленного суеверным страхом старика. — Уходи!

— Уходи! — Старый Каллуст хотел засмеяться, но усмешка не получилась, и он только беспомощно скривил морщинистое обветренное лицо. — Ты говоришь, пусти нас помирать, а сам ступай обратно в куваксу и спи на мягких шкурах. Разве я засну, если буду знать, что пустил вас на смерть?.. Хуже чем на смерть! К Чан Рушла! Нет, Прохор! Старый Каллуст не трус. Смерти я не боюсь. Хватит! Походил по земле. Можно идти туда… — Он поднял палец и показал куда-то наверх. — Но я не хочу, чтобы люди плевали на мою могилу и говорили: он послал на погибель людей, а сам бежал.

— Уходи, Каллуст! — В голосе Прохора Петровича послышалось раздражение. — Уходи, никто тебя не заставляет идти с нами.

— Вместе мы вышли из куваксы, вместе и пойдем туда, — показал вперед старый Каллуст.

В его словах «пойдем туда» прозвучала такая безысходность, готовность к неизбежному и страшному концу, что Прохор Петрович молча повернулся и с какой-то мрачной решимостью стал подниматься в гору.

Перебираясь со складки на складку, они перевалили через гребень и стали спускаться по усеянному камнями пологому скату. Под ними небрежно брошенной серой лентой вилось врезавшееся в горы неширокое русло; кое-где из камней несмело пробивался на свет и снова прятался небольшой ручей.

Недалеко от ручья Прохор Петрович остановился. Прикрывая глаза от солнца сложенной козырьком ладонью, он пристально всмотрелся вдаль. На густой елке — стройной, с плотно сбившимися темно-зелеными ветвями, похожий на обелиск, — вился по ветерку длинный белый лоскут.

Прохор Петрович со своими спутниками спустился к елке. Осматривая лоскут, Федя заметил на обоих концах его лопнувшие по шву нитки — узкая полоска материи была оторвана от полы рубашки. Федя обернул ее вокруг себя — хватило немногим больше чем наполовину.

— Петька идет за ними, — догадался Федя.

Прохор Петрович осмотрел лоскут и подтвердил:

— Рубашка мальчиковая.

Для него это было важным открытием. Тайна откровенных следов раскрылась. Угасли и теплившиеся остатки веры в непогрешимость людей в милицейских фуражках…

Дальше они уверенно шли по руслу, пока не остановились у выкладки из ивовых прутьев. Острие ее показывало в сторону от русла, на беспорядочное нагромождение крупных камней. За ними высилась скала с крутым обрывом, стиснутая с обеих сторон округлыми утесами — на Мурмане их называют «бараньими лбами».

Прохор Петрович свернул в сторону, куда показывал новый знак. За ним пробирались между крупными камнями и его спутники. Еще издали они увидели знакомую, жирно вычерченную мелом стрелу. Острие ее было направлено на вершину отвесной скалы. Вторая стрела поменьше и потусклее, будто не хватило мела, показывала куда-то влево.

Прохор Петрович с Федей внимательно осмотрели обрыв. На сером крупнозернистом граните четко выделялись уже знакомые темные полоски — следы резиновых подошв.

— По веревке поднимались, — не раздумывая, определил Прохор Петрович.

Вскарабкаться на обрыв — нечего было и думать. Пришлось свернуть влево, куда показывала вторая стрела, поменьше. Пройти пришлось совсем немного. Там, где скала вплотную прижалась к утесу, оставалась узкая и отвесная щель.

— Неужели нельзя было пройти иначе? — пожал плечами Федя.

— Бывает, что человек не хочет идти дорогой, обходит ее тундрой, — уклонился от прямого ответа Прохор Петрович. — Всякое бывает.

Он постоял в раздумье и обернулся к старому Каллусту.

— С собакой тут никак не подняться, — сказал он. — Ступай-ка ты по руслу до первых кустов. Подожди нас там. Если наверху найдем что интересное — поищем, как пройти туда тебе и Толу.

Старый Каллуст скорбно посмотрел на своих спутников и побрел к руслу с видом человека, который сделал все, чтобы остановить неразумных товарищей от гибельного шага. За ним, опустив хвост, тянулся притихший Тол.

Прохор Петрович проводил их долгим взглядом и облегченно вздохнул.

— Давай, Федя! — воскликнул он. — Да не сорвись. Упадешь тут — целой косточки черту на зуб не останется.

Прохор Петрович первым ухватился за острый выступ, уперся ногой в удобный бугорок на другой стороне щели, подтянулся на руках…

Они карабкались вверх, хватаясь за выступающие камни и редкие кусты. Каждый метр давался им ценой громадных усилий. Скоро ногти на руках были обломаны до крови. Мокрые от пота рубашки неприятно липли к телу, сковывали движения…

Щель кончилась. Дальше пошел крутой подъем, поросший редкими мелкими березками. За скалой скат стал более пологим. Деревца там пошли рослее, чаще. Скоро они сомкнулись в густой лесок.

— Постой-ка! — Прохор Петрович придержал рукой Федю и приподнялся на носках. — Вроде… костер. Правильно! Костер.

Федя всмотрелся и — почувствовал, как по спине у него забегали горячие мурашки. За зеленью дрожал на солнце еле приметный редкий дымок.