Владимир с любопытством принялся осматривать комнату. У окна разместился письменный стол, заваленный книгами и грудой бумаг. Напротив дивана возвышался пузатый шкаф. Стена над диваном почти вся увешена рисунками. И на всех — изображены лошади. Где карандашом, где красками. В углу между столом и шкафом на торчащем из стены шурупе висела шестиструнная гитара, подцепленная на коричневый полупрозрачный бант из капрона. Почти такая же, как у Владимира.
В комнату вошла Юля, неся поднос с кружками.
— Ты играешь на гитаре?
— Нет, хотела научиться, но пока у меня плохо получается.
— А лошади — это ты сама рисовала?
— Да, это моя слабость. Я люблю лошадей.
— В твоих стихах лошади тоже часто встречаются.
Они сели за письменный стол, на котором Юля сдвинула в кучу бумаги, освободив место для подноса, и принялись за чай.
Они еще долго беседовали, рассказывая друг другу о себе. В руках Владимира оказалась гитара, и по ходу разговора его пальцы начали перебирать струны.
— Спой что-нибудь свое, — попросила Юля.
Владимир немного подумал и, обняв гитару, запел «Замок».
Слушая эти строки, Юля устремила взгляд куда-то вдаль, погрузившись в воспоминания. Владимир искоса поглядывал на нее, любуясь чертами лица девушки, и продолжал петь:
Песня закончилась.
Юля пристально посмотрела на Владимира.
— Откуда? Откуда ты знаешь это? — задала она неожиданный вопрос.
— Что знаю? — не понял Владимир.
— Про символ на гербе.
— Не знаю, мне как-то само пришло в голову… Наверное, для рифмы.
— Ты понимаешь, я видела этот щит с гербом. И там символ, означающий вечность.
— Где ты его видела?
— В замке.
— В каком замке? — Владимир никак не мог понять, о чем говорит Юля.
— Это уже давняя история. Она случилась четыре года назад. Я побывала в одном замке, который потом исчез. Мы вместе с одним мальчиком ходили по угрюмому, давно покинутому каминному залу и увидели там щит с изображением герба, на котором была нарисована змея в виде восьмерки, увенчанная короной. С нами был тогда один ученый — историк, он сказал, что эта змея — символ вечности.
— Интересно, — произнес Владимир. — А почему, ты говоришь, что этот замок исчез?
— Ну, там какая-то странная история со смещениями пространств. Я в этом ничего не понимаю. Говорят, замок сместился в другое пространство. Как-то так…
— Но мне вот что интересно, — после короткой паузы произнесла Юля, — Откуда у тебя такие стихи?
— Ну, как тебе сказать. Это такая аллегория, что ли. Вот мы — друзья, собирались вместе все в таком старинном замке, пировали, веселились. И вдруг настало время расстаться. Все разъезжаются, а я остаюсь один. Я писал эти стихи, когда мои друзья должны были уехать: один в армию, другой — учиться, и хотел передать свое настроение.
— Здорово получилось. Твой придуманный замок напомнил мне тот — настоящий.
Они замолчали. Владимир вновь заперебирал струны, извлекая какую-то знакомую мелодию.
— А кто твои друзья? Ты мне про них ничего не рассказывал.
— С Егором мы учились в одном классе, сидели за одной партой. Это мой самый лучший друг. Но его забрали в армию в прошлом году. Второй — Иосиф. Учился с нами в параллельном классе. Мы втроём дружим уже очень давно, с класса, наверное, четвертого. После школы вместе поехали поступать в один институт, но из нас троих поступил только Иосиф. Мы с Егором вернулись обратно в Еловград. Я бы тоже в армию загремел, но меня забраковали по зрению. Вот и получилось, что я один здесь и остался.
В дверь позвонили. Это пришла с работы Юлина мама. Надо было заканчивать визит, и Владимир, поздоровавшись в коридоре с мамой девушки, заторопился поскорее одеться и выйти. Юля последовала с ним на лестничную площадку и вдруг неожиданно для него коротко поцеловала в краешек губ. Поцелуй девушки был таким теплым и нежным, что Владимир чуть ли не оцепенел от счастья. Он в ответ так же коротко поцеловал Юлю.
— Ну… пока, — ответила раскрасневшаяся девушка. — Иди, уже поздно.
3. Профессор Волобуев
Профессор Еловградского университета, доктор исторических наук Игорь Борисович Волобуев сидел, слегка покачиваясь, в своем любимом плетеном кресле-качалке перед небольшим электрическим камином, стилизованным под настоящий, словно выложенным из камня. В руках он держал газету и, временами, то недовольно морщась, то слегка посмеиваясь, пробегал глазами ее страницы.
Для своих сорока трех он выглядел немного старше. Может тому виной были его длинные вьющиеся темно-русые волосы. Или кучерявая борода в тон волос и пышные усы. Да и очки в металлической позолоченной оправе придавали лицу строгости.