Тайна предтеч

— Почему именно слипиками?

— Не знаю. Люди часто дают непонятному страшные имена, а вот понятному и опасному — простые и смешные. Чтобы победить страх. Так и появились банники, лешие, русалки и прочие чертенята. Каждое из этих существ считалось порождением горя, боли и зла — но стоит посмеяться над своим страхом, и он становится меньше.

Босой украдкой взглянул на Зою. В ее глазах светился вопрос: «А ты знаешь, кто такие банники, лешие, русалки и прочие чертенята?», — но задавать его прямо, не «на ушко», она постеснялась.

Винник же продолжил листать журнал-дневник и те записи, что автор писал «от себя», а не сухим деловым языком, зачитывал с особым трепетом.

Лейтенант Егоров не боялся слипиков, потому что защищал одно из последних пристанищ человека, да и страх ему после нашествия гррахов был неведом. Разве может бояться человек, который совсем недавно потерял все: и прошлое, и настоящее, и будущее? Может быть, жители подземелий и знали, что там, наверху, люди сбиваются в небольшие группы и довольно успешно выживают, но новообразованные поселки были не спасением цивилизации, а лишь ее растянутым во времени приговором.

Люди из прошлого уступали новой жизни уровень за уровнем и уже не надеялись победить, но и сдаваться, перечеркивая этим весь смысл своего существования, не решались. А потому сражались, отбивая атаку за атакой, лечили раненых, хоронили павших, но на поверхность не уходили.

— За третий уровень они боролись почти год.

— Это не было борьбой, — покачал головой Босой, — борьба предполагает возможность победить. Они же лишь оттягивали конец.

— Почему? — оторвался от Винник.

— Логовища расширяются. Борись, не борись, это все равно происходит. Это не семья, и не племя. Они не стремятся продолжить род и вряд ли вообще на это способны. Они просто живут тут и защищают свой дом, потому что в этом их единственное предназначение.

— Как ты говоришь, — переспросил Винник, — логовища расширяются?

— Не знаю, растут ли границы, но количество и сила чудищ в них — постоянно. Поэтому и проходило между нашествиями столько времени. Как только они переставали помещаться на захваченных уровнях — лезли на следующий, и ничто не способно их остановить.

— Остановить можно все, — покачал головой старик, — вопрос только в усилиях, которые к этому нужно приложить. Если верно все, что ты говоришь, и что вы видели в центре болота, и что я знал до встречи с тобой, где-то в центре логовища есть его сердце, разрушив которое, можно изгнать чудищ навсегда.

— Жаль только, — Босой показал на блокнот, — они этого не знали.

— Это как сказать. Здесь несколько раз встречаются рассуждения о том, что у слипиков имеется единый центр управления. Они называют это маткой. Люди трижды отправляли диверсионные группы, пытались доставить взрывчатку по вентиляционным каналам, но ни одна из попыток не увенчалась успехом.

Дневник продолжал рассказывать о битвах с ящерицами, о быте запертых в подземелье людей, о вылазках на поверхностях и сеансах радиосвязи с другими выжившими группами военных, которых становились все меньше. И далеко не все они погибали — скорее теряли надежду, бросали оружие, технологии и уходили, предпочитая новый мир старому.

Записи Константина от месяца к месяцу сквозили все большим отчаянием, и все чаще он размышлял о том, что человечества в его прежнем виде больше никогда на планете не будет. Что пройдет несколько десятков лет, и люди разучатся читать и писать, будут с религиозным ужасом почитать машины, а скоро и вовсе исчезнуть, проиграв на новом эволюционном витке намного более приспособленным к борьбе диким животным. О противостоянии с гррахами старший лейтенант перестал писать уже на первый год затворничества.

— Во многом он оказался прав, — Винник снова горько вздохнул, — еще одно-два поколения, и мы забудем последнее, что пока умеем. Встретив тебя, Босой, я на время поверил в наше будущее, но кроме тебя есть еще Зоя, что не знает слово «библиотека», и Рина, не умеющая читать написанный от руки текст. Ох, леди, не смотрите на меня так, словно хотите откусить кусочек и выплюнуть. Вы не исключение, а скорее норма. Поселков, где есть хорошие школы очень мало и сдается мне, их будет все меньше и меньше. Прошлые знания, наша прежняя цивилизация обречена. Только такие люди как Дуст — наша последняя надежда.

— Надежда? Дуст? Дуст — надежда? — одновременно, разве что не в один голос возмутились спутники.

— А кто еще? — Винника словно бы удивила реакция. — Он выбросил из головы все лишнее и живет настоящим. Человек, заставший мир до нашествия, он дальше всех продвинулся в изучении новых возможностей, и если его тайны не умрут вместе с ним — именно такие как он создадут для людей новую реальность. Задумайтесь, Дуст почти что в одиночку, соседствуя только с одним видом измененных животных, создал эликсир молодости, эликсир бессмертия.

— А сколько? — Зоя прислонилась к руке старика, заглядывая в дневник, — Сколько они еще продержались? И куда потом ушли?