– Герр Шульман, это болото! – прокричал кто-то. – Русские утонули. Прикажите выходить, пока мы тоже не отправились на дно!
Офицер злился, приказывал идти вперёд. Подразделение продвинулось ещё на несколько метров и это оказался предел – что терпимо для русских, то для немца полная погибель! Офицер объявил минуту тишины и все замерли. Разведчики в канаве уже изнемогали, прикладывая последние усилия, чтобы не кашлянуть, не чихнуть, застыли как истуканы. Офицер охотно приказал отходить к опушке, солдаты тут же бегом покинули лес, но они никуда не делись, переминались на опушке и слушали, слушали… Иногда заводился двигатель БТРа, потом снова глох.
– Лейтенант, послушайте, – сипло проговорил Беспалов.
– Слушаю вас, Егор Романович, только если можно тише.
– На случай, если я не выживу, не спорьте – слушайте. Никто не знает, как мы, с Павлом Фёдоровичем, вели себя в плену – могут подумать, что мы выдали все секреты, подписались на сотрудничество – это не так! Заявляю вам со всей ответственностью! Мы ничего не сказали, хотя, на сбили и постоянно допрашивали. Мы стояли на том, что мы офицеры Главного управления интендантской службы; немцы не верили, выбивали из нас правду. Вы должны знать, что нас не сломали, у нас даже мысли не возникло пойти на сотрудничество.
– Я верю вам, товарищ генерал-лейтенант, но давайте всё таки сначала выберемся отсюда.
– Давай, лейтенант! Разве я возражаю? – генерал затрясся в беззвучном смехе. – Шубин, если ты нас выведешь к нашим, я лично буду ходатайствовать…
Немцы ждали долго, только спустя час или больше начали собираться: убрался БТР, уехали мотоциклы. Шубин не сразу поверил, – он ползком выбрался из канавы, по-пластунски двинулся через лес, ноги скрутила судорога, донимал жгучий холод – немцы ушли, не оставили никаких постов, видимо, и впрямь решили, что русские утонули в болоте.
Зрелище было печальное: людей колотил озноб; Настя не стесняясь стучала зубами, ежилась; Кошкин что-то бормотал про испытание холодом, и что идея ползти на кладбище была не такой уж безжизненной; Вартанян передвигался как на ходулях, сразу сделался непривычно молчаливым; генерал Беспалов самостоятельно выполз из болота и даже шел какое-то время; полковник Гульковский не вышел, когда его стали трясти он оторвался от жилистого корня, который зажимал скрюченными пальцами, перевернулся на спину – глаза затянула посмертная поволока – человек не выдержал пронизывающего холода, остановилось сердце.
– Эх, жалко Павла Фёдоровича… – скорбно проговорил генерал. – У него были нездоровые почки, да и сердце временами шалило…
Группа вышла на опушку, прошла вдоль поля и снова втянулась в лес, болото осталось в низине.
На востоке грохотала канонада, на нее уже не обращали внимания. Лес вымер, немцев здесь не было. Двадцать минут без передышки шли на автомате, потом скатились в балку, заполненную снегом, упали как мертвые, молитвенно глядя в небо. Потом кое-как собрали растопку, развели большой костёр, сидели дружной кучкой отогревались – озноб не унимался; отогревание сопровождалось пронизывающей болью во всем теле, но, кажется, справились. Беспалов тоже сидел у костра, молча смотрел на огонь, потом сделал попытку подняться и, завалился на бок. Только сейчас разведчики обратили внимание, что он не снимал сапоги – как он шёл? Генерал пытался привстать, бормотал, что всё в порядке, это просто маленький медицинский изъян – кровь плохо поступает в конечности. Но в мирное время это не имело значения, а с началом войны и вовсе стало не до этого. С него стащили сапоги, размотали портянки и ахнули – ступни были распухшие, синие, страшные – отогревать их не имело смысла. Генерал заснул, а может потерял сознание…
– Это ничего не меняет! – мрачно проговорил Глеб. – Генерал жив и мы должны его доставить в полк! До речки Плоти больше двух километров, она где-то рядом – я это кожей чувствую!
– Но как мы его потащим? – содрогнулась Настя.
– Ручками… – Шубин ухмыльнулся. – Сделаем волокушу из брезента, будем тащить по очереди. Эх жаль, что лыжи выбросили…
– Так это самое… – растерялся Кошкин. – Мешались они.
Генерал был без сознания, он то затихал, то метался в бреду. Часть пути его несли взявшись за края брезента, а там, где позволяла местность – волокли по земле. Несколько раз лежали пластом, затыкая уши, чтобы не слышать надрывный мотоциклетный треск – мобильные патрули то и дело носились по просёлочным дорогам. Ноги уже не слушались, руки отказывались поднимать тяжести.
К полудню сгустились тучи, повалил крупный снег, он оказался неплохой защитой. Справа в низине угадывались силуэты бараков, явно не деревня, в посёлке никто не жил, многие здания были разрушены. Группа шла по открытой местности и могла рассчитывать только на этот снег.