Шубин кивнул, забрал со стола связку ключей и отправился дальше, на ходу вынимая пистолет с глушителем. Настя за ним не пошла, свернула в помещение, где находилась отдыхающая смена – вскоре оттуда послышались глухие хлопки – глушители не зря почистили. Часовой, стоящий у зарешеченных камер, получил первую пулю в бок, вторую в грудь. Из-за угла вынырнул его напарник – услышал шум, но вряд ли что-то понял – ударился каской о решетку, ржавая сталь возмущённо загудела. Ожить эти двое уже не могли, хотя, помятую о недавнем случае с Василием Чуйкиным, Глеб всадил в неподвижные тела ещё по пуле.
– Они там, за углом, товарищ лейтенант! – прохрипел в затылок Кошкин. – Их двое. Камера находится через одну – специально так сделали, чтобы не могли разговаривать.
– Я понял, Леха, спасибо! Вам ещё одно задание: добудьте две шинели, какую-нибудь обновку, желательно на вырост, шапки… Понял для чего?
– Конечно, товарищ лейтенант, сделаем!
Время катастрофически поджимало, никто не знал, что в данный момент происходит на улице.
Шубин бросился бегом в указанном направлении: подвал был не такой уже и маленький, в нём пахло плесенью и смертью; он искал нужный ключ, вставлял в замочную скважину то один, то другой; наконец нашел. Решетка отворилась, с каменных нар поднялся человек с оплывшим лицом и багровым мешком под глазом, кителя и сапог его лишили, – он был в носках, нательной рубашке, мешковатых рваных штанах, правда с лампасами. Он держался за стену – дрожали ноги; в коротких седых волосах запеклась кровь. Его пытали – это было ясно с первого взгляда, значит не пошёл на сотрудничество, это же подтверждали и страшные условия, в которых он содержался.
– Вы ругаетесь по-русски, – прохрипел узник. – Мне не послышалось?
– Могу и по-немецки… – Глеб распахнул дверь. – Но как-то привычнее на родном языке. Разведка 704-го полка, 222-ой стрелковой дивизии. Лейтенант Шубин…
– Вот, чёрт возьми! Не ожидал, лейтенант! – генерал затрясся в хриплом смехе. – Значит не забыли про меня! Спасибо!
– Вы, генерал-лейтенант Беспалов?
– Так точно, лейтенант, это я!
– Небольшая проверка, товарищ генерал-лейтенант: ваше имя и отчество?
– Егор Романович.
– Выходите, можете сами передвигаться?
– Попробую…
Глеб не стал дожидаться пока пленник покинет камеру, побежал дальше, снова долго гремел ключами, прежде чем выпустил ещё одного узника. Этому тоже было далеко за сорок, он был ниже ростом и плотнее генерала, молодчики из гестапо рассекли ему губу, от чего она стала походить на заячью; фиолетовый сгусток нависал над глазом как огромные чирей, он вцепился в решетку, судорожно пытаясь улыбнуться.
– Полковник Гульковский?
– Да, меня зовут Павел Фёдорович.
– Можете идти?
– Да я побегу, родной ты мой!
Подоспела возбуждённая Настя, усилила суматоху. Гульковский мог ходить, у генерала Беспалова это получалось хуже, но он уверял, что справится.
– Субординация сегодня не работает, Егор Романович, – сразу предупредил Шубин. – Нравится вам это, или нет. Здесь все выполняют мои приказы, и вы тоже обязаны их выполнять! В противном случае мы отсюда не выберемся.
– Я понял, лейтенант, сегодня ты главный, – отозвался Беспалов. – Возражений нет. Говори, что делать?
Примчался Курганов, вывалил ворох форменной одежды – явно с плеч мертвецов, но кому сейчас до этого было дело? Бывшие заключённые надели шинели, сапоги, нахлобучили несуразные немецкие шапки. Гульковский хромал самостоятельно; генерала пришлось поддерживать, но на улице он разгулялся – вдохнул свежий воздух полной грудью и, словно подменили человека – расправил плечи, засмеялся.
– Оружие выдашь, Шубин?
– Нет! – отрезал Глеб. – И давайте без самодеятельности, Егор Романович, вас предупредили. Вы нужны родине живым и невредимым…
И всё же они вляпались – ну не могли не вляпаться, слишком долго отсутствовали наверху. Через двор бежали сбившись в дружную кучку – уже не до стройных порядков. Со стороны ворот доносились тревожные крики, там суетились люди – объявились черти! Прогремел выстрел, другой – началась суматоха, но солдат противника было немного – откуда им взяться, если большинство уже перебили? Шубин кричал: «Огонь из всех стволов! Прорываться!». Стреляли из пистолетов, из карабинов. Кошкин не устоял, забрал у мертвого часового МР-40 и теперь садил в темноту короткими прицельными очередями. Настя палила из Вальтера с двух рук, радостно кричала после каждого выстрела, кого-то прибило пулями к воротам – он сползал, обливаясь кровавой пеной, со звоном покатилась сбитая с головы каска. Другой выскочил на открытое пространство и тут же задёргался как кукла на верёвках. Третий бросился к калитке, распахнул её и даже выскочил на улицу, но получил пулю снаружи – кто бы мог подумать – повалился навзничь, перегородил с собой проход; Курганов, отдуваясь оттащил мертвеца. Шубин бросился за автоматом, засовывая в карманы снаряжённые магазины. Кошкин тоже собирал оружие. Смеялся Курганов: мол, надо же, у этого куркуля есть две противотанковые гранаты…