Тело человека, от чего бы он ни умер, должно быть целым. Если у кого-то была операция, то дела его плохи. Ён любит порядок во всем. И не переносит, когда в теле человека чего-то не хватает, например вырезан аппендицит, удалена почка или, хуже того, продолблен череп. Ён подозрительно относится к таким людям и может даже не пустить в Аманодр. С современными врачами правитель «другого мира» незнаком и авторитета их не признает. Поэтому тода предпочитает умереть в своей хижине, чем лечь под нож хирурга в госпитале, даже если это ему и спасет жизнь. Он твердо верит, что в Аманодре ему из-за этого не будет никакой жизни. Не кто иной, как бог Ён, повинен в том, что тода находятся в постоянном конфликте с современной хирургией.
Случилось так, что молодой тода Пешати, возвращаясь с погребальной церемонии, отбился от своих и заночевал в лесу. Та ночь была очень холодной, температура упала до нуля. Одетый в легкое путукхули, Пешатп не проснулся к утру. Его окоченевший труп нашли в джунглях местные крестьяне-бадага. Когда об этом узнали чиновники утакамандской полиции, они стали настаивать на вскрытии трупа, чтобы установить причину смерти. Весь род Мельгарш, к которому принадлежал Пешати, пришел в страшное отчаяние. Больше всех убивался старший брат Пешати. Он сидел на пороге утакамандского морга и, размазывая слезы, стекающие ему на бороду, безудержно, как малый ребенок, плакал. Время от времени он обхватывал голову руками и горестно причитал: «Брат мой Пешати, как ты пойдешь в Аманодр? Они разрежут тебя, и ты растеряешь все внутренности по дороге. Что скажет Ён, когда ты придешь к нему разрезанный и без внутренностей? Что скажут твои родственники? За что такой позор на наш несчастный род?»
Все люди Мельгарша находились в безысходной тоске целых два дня, живо представляя себе, как бедный Пешати теряет свои внутренности по дороге в Аманодр. Как всегда, на помощь пришла Ивам. Ей удалось уговорить городские власти не давать санкции на вскрытие. Ведь причина смерти была ясна и без этого. Род Мельгарш немедленно перешел от глубокого отчаяния к буйной радости. И только погребальная церемония внесла необходимый оттенок минорности в это странное веселье.
В Аманодр каждый уважающий себя тода отправляется с буйволами. Без буйволов ему там нечего делать. Так же как нечего делать тода без буйволов и в этом мире. Ему останется только сесть на шею своим родственникам, что не в обычае страны мертвых. Однако коллектор Нилгири и местные власти об этом беспокоятся мало. Они запретили жертвоприношение буйволов во время погребальной церемонии. По их мнению, этот ритуал уменьшает стада племени. Что эти стада тают по другим причинам — утакамандских чиновников не интересует. Более того, известно, что тода — вегетарианцы и не забивают буйволов на мясо. А погребальные церемонии случаются не так часто.
Как-то старый Поришки, похожий на ветхозаветного Моисея, оказался в госпитале. Туда его привезла Ивам с симптомами жестокой простуды. Ему было около восьмидесяти лет, и никто уже не надеялся увидеть старика живым. В госпитале Поришки узнал, что коллектор запретил приносить в жертву буйволов на погребальной церемонии. Сначала старик даже не понял, что произошло.
— Как запретил жертвоприношение? — с беспокойством переспросил он.
Родственники, приехавшие его навестить, объяснили «как».
— Я ведь скоро пойду в Аманодр, — растерянно сказал Поришки, приподнявшись на больничной койке.
Родственники печально опустили головы. Они ничем не могли помочь умиравшему старику. Поришки беспомощно и жалобно заплакал.
— Как я пойду в Аманодр без буйволов? — без конца повторял он. — Что я там без них буду делать? Какое горе! Им мало нашей земли, они посягнули на буйволов Аманодра. Что скажет Ён, увидя меня одного?
Страх Поришки перед такой возможностью был настолько велик, что он решил во что бы то ни стало отложить путешествие в Аманодр. На следующий день обессиленный старик поднялся с койки и прошелся по палате. Он выпил разом все лекарства, стоявшие перед ним на тумбочке, и выпросил еще несколько таблеток у своих соседей. На второй день, к удивлению всех, ему стало лучше. Через неделю торжествующий Поришки появился в своем манде и объявил, что раздумал идти в Аманодр, пока коллектор не отменит своего приказа.