Тайна племени Голубых гор

Однажды в течение месяца никто из тода не ходил в кино. Дело в том, что в их мандах появился очередной антрополог. Это был высокий серьезный человек, имени которого тода так и не запомнили. Антрополог очень спешил и плохо знал племя. За любую услугу этот странный человек платил. Тода не отказывались. Подарок есть подарок. Взамен этих бумажек тода ничего не могли ему дать… Они ведь хорошо понимали, что деньги ничего не стоят в отношениях между людьми. Деньги приходят и уходят, а люди, их доверие, дружба и помощь остаются. На этом держится мир тода, но антрополог не подозревал этого.

— Послушай, — сказал он однажды Апаршу, — ты знаешь легенды тода?

Апарш сдвинул красную косынку на лоб, отчего еще больше стал похож на старого пирата. Из-под косынки на антрополога смотрели смеющиеся хитрые глаза.

— Знаю, — ответил он.

— Расскажи, — попросил антрополог.

Апарш раскрыл рот и произнес первую фразу: «Давно когда-то жил человек. Звали его Понетан». Но его перебили. Ему предложили по десять рупий за каждую легенду. Это сразу изменило дело. Легенды о предках и богах не буйволиное молоко. Еще никто их не продавал. Не стал этого делать и Апарш. Но десять рупий за рассказ не так уж плохо. И Апарш начал рассказывать. Его природная фантазия хитроумно плела узор историй. Подбодренный вниманием соплеменников, он вдохновенно врал. Он рассказывал день, два, неделю, месяц. Антрополог старательно записывал слова рассказчика в тетрадь. Сидящие вокруг тода от удивления открывали рты, они никогда ничего подобного не слышали. Это было интереснее, чем в кино. Апарш наговорил на пятьсот рупий, он мог бы продолжать и дальше, но антрополог спешил и не мог задерживаться в Нилгири.

Угощение, которое устроил для всего племени Апарш на эти деньги, помнят до сих пор.

Что такое «мое», тода представляет себе еще смутно, но тем но менее он никогда не посягнет на чужое. Если он взял у кого-нибудь деньги, то обязательно их вернет. Если ему отдали что-то на хранение, он никогда от этого не откажется. В мае 1964 года неожиданно умер молодой Пешати. Незадолго до смерти он отдал на хранение сто рупий соплеменнику из манда Каниги. Об этом никто не знал, даже братья Пешати. На следующий же день после смерти Пешати этот тода принес деньги брату покойного. Искушение, которым бы мучился крестьянин из долины, плантационный кули или рыночный торговец, было ему незнакомо. Оно незнакомо большинству тода. Взял, — значит, отдай. Я без боязни оставляла в мандах свои вещи и не всегда помнила, что где оставлено. Если я долго не брала какую-нибудь вещь, мне об этом напоминали. Вещью могли воспользоваться, но она всегда возвращалась ко мне в целости и сохранности. Предметом особой заботы были мои фото- и кинокамеры. Плохо представляя себе, что это такое, тода понимали, что эти предметы важны для моей работы. Если я находилась вдалеке от них, их всегда охраняли. Особенно от детей. В Тарнадманде маленький тода, тихо подкравшийся сзади, зацепил за ремень кинокамеру и поволок ее к своей хижине. Мать, сидевшая в это время па пригорке, моментально сорвалась оттуда и возвратила мне «добычу» ее сына.

В Индии немало племен, разоренных и уничтоженных капиталистической стихией, в водоворот которой они попали. Разрозненные и разобщенные, выброшенные на панели городов, они восприняли пороки современного мира. Стараясь удержаться и выжить в этом незнакомом и чужом мире, они становятся ворами, нищими, пополняют собой армию городского плебса. Эта страшная судьба пока не постигла тода.

Они стараются держаться подальше от города, от его клоак и соблазнов. Родовая солидарность и взаимопомощь сохраняют им их человеческое достоинство, не позволяют гибнуть тем, кто сам не может противостоять жизненным невзгодам. Среди тода вы не найдете ни одного нищего. Никто из них не стоит с протянутой рукой на утакамандском рынке. Племя этого не допустит.

Но вряд ли можно утверждать, что тода полностью свободны от разлагающего влияния окружающего их мира наживы и эксплуатации. Его тлетворное дыхание постепенно заражает племя. Склонность к спиртным напиткам, привитая тода еще англичанами, дает себя знать с каждым годом все больше и больше. Время от времени пьяных тода на улицах Ути забирает полиция (в Нилгири сухой закон) и сажает в камеры городской тюрьмы. Деньги, которые получают тода от продажи молока, нередко пропиваются. В пьяном состоянии тода может, подражая местному жителю, попросить у чужого «бакшиш». Потом он повторяет это уже в трезвом виде. «Бакшишников» в племени пока единицы. Но чем ближе манд к городу, тем больше возможности встретить такого тода. Просить «бакшиш» — определенная ступень падения, отступление от племенной традиции, ее нарушение. Отступник старается защитить и оправдать себя. И тогда приобретаются качества, несвойственные тода. Качества, культивируемые утакамандским рынком, — дерзость, нахальство, известный цинизм. Не ищите в глазах «бакшишника» дружелюбия, доброты и искренности. Вы их там не найдете.