Тайна племени Голубых гор

Распределение, как мы видим, более или менее равномерное. Ну а что значат 15–40 буйволов для семьи, где пять-семь человек? Если большинство буйволиц дают молоко, это четыре-пять рупий в день. Этих денег хватает не на многое. Рис, чамай и овощи. И то не каждый день. Весной, когда буйволицы дают мало молока, тода голодают. В мандах нечего есть. Женщины скатывают маленькие серые шарики, чамай наполовину с травой, и дают их детям. А у многих не бывает и этих шариков. И тогда «на помощь» приходят рыночные торговцы и ростовщики. Стоит только раз попросить, и ты всю жизнь будешь приносить в лавку торговца или ростовщика буйволиное молоко и деньги, если они у тебя окажутся. Установить, сколько тода должны, невозможно. О своих долгах они имеют весьма смутное представление. Кредиторы также тщательно охраняют профессиональную тайну. Одно можно сказать: каждый тода должен кому-то на утакамандском рынке. По традиции сын продолжает выплачивать долги умершего отца. Я не знаю ни одного тода, который смог бы расплатиться с долгами при жизни. Только смерть освобождает его от них. Произвол и бесправие, царящие при этом, с трудом поддаются описанию. Стоит только полчаса побыть на рынке в Ути, чтобы стать свидетелем того, как обманывают тода. А иногда можно и не ходить на рынок.

Я ехала в автобусе по Майсурской дороге. На одной из остановок в машину влез Наждоць, брат Пеликена. Он втащил за собой большой бидон с молоком.

— Алтышша, амма? (Как поживаешь?) — приветствовал он меня.

— Хорошо, — ответила я по-тамильски. — Ты куда собрался?

Наждоць объяснил, что едет в чайную лавку, которая стоит на перекрестке, в двух милях отсюда. Он продаст в лавке молоко и купит рис в Утакаманде.

Минут через двадцать автобус остановился у чайной лавки. Наждоць спрыгнул и зашагал с бидоном к лавочнику. Лавочник, молодой парень с прицеливающимся взглядом, поманил Наждоця пальцем. Что произошло в лавке, я не видела. Через несколько мгновений оттуда появился Наждоць с пустым бидоном и растерянно остановился у автобуса.

— Что-нибудь случилось? — поинтересовалась я.

— Он не дал мне денег. Сказал: «Будешь возвращаться из Ути, возьмешь».

Но и на обратном пути Наждоць ничего не получил. Когда он возмутился, лавочник пригрозил ему, что вообще не будет покупать у него молоко.

— Разве это справедливо? — жаловался Наждоць. — Я приношу ему молоко каждый день, а он мне платит раз в три дня.

В последнее время у тода появились другие возможности сбывать молоко. С 1946 года в Утакаманде существует Кооперативное общество по снабжению молоком. С 1960 года в него стали привлекать тода. Для того чтобы стать членом общества, надо заплатить 25 рупий. Не у каждого тода есть такая сумма. Поэтому в обществе всего тридцать девять тода. Члены кооперации имеют ряд преимуществ. Они свободны от произвола рыночных торговцев и лавочников. Общество предоставляет своим членам кредит. Но все дело в том, что цена, которую платят в кооперативе за литр молока, ниже рыночной. Это заставляет многих тода, даже членов этой организации, сбывать часть молока на рынке. В обществе дают 8 анн за литр, а на рынке можно получить рупию, а иногда и больше. Каждый день тода сдают в общество около 475 литров молока. Его отправляют в Мадрас. Каждую неделю по вторникам у приземистого здания кооператива пестрят путукхули. В этот день тода получают деньги за проданное молоко. Расчет ведется строгий. Все записано. Каждый член имеет свой счет. В небольшой конторке рядом с цементированным прохладным залом, где хранится молоко, сидит молодой парень — клерк. Он раскрывает передо мной счетную книгу и старательно водит пальцем по строчкам.

— Тода, тода… — шепчет он про себя. — Вот посмотрите, они приносят нам молоко ежедневно, но каждый раз разное количество. Некоторые сдают два литра, а некоторые — тридцать. Часть молока они все-таки продают на рынке. Больше всего мы получаем от них в дождливый сезон. Наша машина курсирует по шоссе и забирает молоко. Самим тода проехать в это время в город на рынок очень трудно.

Потом выясняется, что и машина общества не может охватить много мандов. Она ездит по Майсурской дороге, а там к шоссе подходят только десять мандов.

За приоткрытой дверью конторки мелькнули путукхули и скрылись. И наконец сквозь узкий дверной проем протискиваются сразу две фигуры: Мутикен и Нельдоди. Они чинно садятся на деревянную скамью напротив нас. Светлые глаза Нельдоди полны любопытства, от нетерпения он теребит бороду, но спросить ни меня, ни клерка ни о чем не решается. Мужчина тода должен быть выдержанным.

Я прихожу ему на помощь:

— Как дела, Нельдоди?

Теперь он может вступить в разговор.

— Хорошо, — быстро отвечает он. — А ты что здесь делаешь? Хочешь купить молоко? Да?

— Нет. Просто интересуюсь, как идут дела тода в кооперативе.

Нельдоди хмыкает в бороду и смотрит на Мутикена.

— Спросите у них, — вмешивается клерк, — почему они не продают все молоко в кооператив.

Почему не продают? Мутикен и Нельдоди начинают объяснять.