Ее с самого начала очаровали его ореховые глаза, нежно-ироничный взгляд, которым он взирал на мир, вещи и людей. Правда, вначале он иногда раздражал ее философским складом ума, в котором находилось место особому отношению к различным верованиям и суевериям. Однако Лукаса и Мари объединяла общая страсть — любовь к выбранной профессии полицейских. Ну и взаимная любовь, конечно. Для Мари это было чудом, для него — очевидностью. Хотя они и прожили вместе год, все сведения о Лукасе она почерпнула от его отца, Марка Ферсена, и немножко от его матери, Элен, делившейся своими воспоминаниями, когда болезнь Альцгеймера на время отпускала ее.
Лукас шутил, что Мари знала о нем только лучшее, а о худшем узнать никогда не поздно.
Пока молодая женщина была непоколебимо уверена в том, что этот мужчина имеет над ней власть, заставляя терять голову, и завтра она станет его женой.
Она наградила его лучезарной улыбкой.
— Ты был прав. В Лендсене невозможно вступать в брак — там слишком много призраков прошлого.
Чтобы не дать мрачным воспоминаниям испортить эти мгновения, она резко пришпорила лошадь, галопом направив ее по пологому скату к перешейку.
Тяжелые тучи нависали над островом. Лошадь Лукаса, обогнав Мари, неожиданно вздыбилась. Сброшенный с седла, Лукас пролетел по воздуху и с размаху упал на влажный песок. Смех застрял в горле Мари, когда она увидела неподвижное тело. Она быстро соскочила с седла и бросилась к нему. Ее испугали его застывший взгляд и мертвенная бледность.
— Ты ушибся? Ответь мне, Лукас! Лукас! ЛУКАС!
Охваченная тревогой, она сильно встряхнула его и облегченно вздохнула, увидев, как сходит бледность с лица и оживают зрачки.
Мари помогла Лукасу подняться. Он не был ранен, вот разве что самолюбие… А еще вывалянная в песке одежда.
Лукас посмотрел на небо.
— Гениально… Похоже, сейчас разверзнутся хляби…
Мари спросила себя, что могло так напугать лошадь, чтобы она вдруг встала на дыбы, и в поисках ответа осмотрелась.
От перешейка, петляя и пропадая в кустарниках, вела каменистая дорожка, вырубленная в скале. На прямоугольнике отсыревшей фанеры, прикрепленной к ней, можно было разобрать надпись: «ЧАСТНОЕ ВЛАДЕНИЕ. ВХОД ЗАПРЕЩЕН».
Взгляд Мари переместился на два вертикально стоящих гранитных монолита, охранявших доступ. Менгиры поросли мхом, почему-то не тронувшим бороздки глубоко высеченного орнамента на каменном фронтоне, представлявшим собой три спирали с заостренными концами, обвивающими единый центр. Молодой бретонке такой мотив был давно знаком — в данном случае речь шла об одном из символических знаков явно кельтского происхождения. Точно таких ей не доводилось видеть, и назначение его ей было неизвестно, но зато она знала, что направленная вправо спираль была символом безмятежности, спокойствия, а направленная влево означала порчу, плохое. Здесь же у всех спиралей было левое направление.
Дрожь пробежала по ее телу.
Охваченная внезапным желанием покинуть это место, Мари повернулась к Лукасу и заметила, что тот тоже дрожит. Она обняла его, прижалась всем телом, чтобы согреть. И тут ей послышался глухой, тоскливый звук колоколов, шедший из глубины островка. Вдруг возникшее видение было для нее как удар хлыста: перед ее расширенными глазами океан и островок исчезли в пламени гигантского костра. Из глубины извивающихся красноватых языков пламени вздымался отчаянный женский крик. Потом видение взорвалось, взметнув мириады искр и водяных брызг.
Первые капли дождя вывели молодую женщину из оцепенения.
— Что с тобой? — Лукас смотрел на нее с озабоченным видом.
Мари тряхнула головой, выныривая из состояния, которое она не смогла бы описать — настолько все было стремительным и необъяснимым. Она приготовилась было успокоить жениха, но от сухого восклицания они застыли на месте.
— Надеюсь, вы умеете плавать!
Молодые люди одновременно обернулись и увидели приближающегося всадника. Это был Фрэнк Салливан, сын Эдварда.
— Море здесь поднимается со скоростью скачущей галопом лошади. Минут через тридцать тут будет трехметровый слой воды с мощными течениями, так что поторапливайтесь!
Опьянев от скачки, ни Лукас, ни Мари не обратили внимания на прилив, безжалостно затапливающий песчаную косу, которая связывала их с Киллмором.
Фрэнк уже повернул лошадь, но Мари остановила его вопросом:
— Кому принадлежит этот островок?
— Химерам, — иронично бросил он и, увидев выражение ее лица, разразился смехом. — Ладно уж… Монахиням монастыря. Наша семья подарила его им в конце шестидесятых.
Мари отметила, что колокола замолчали. Фрэнк с вожделением уставился на нее, когда она садилась в седло.
— Я наблюдал за вашей скачкой. Недурно… Если еще раз захотите посетить остров, я с удовольствием сопровожу вас, так будет безопасней.
Этот тип начал действовать Лукасу на нервы.
— Я не виноват, что моя лошадь встала на дыбы! — пробурчал он.
— Виноват всегда упавший. Должно быть, ее чем-то напугали.
Мари предпочла прервать начавшуюся перепалку:
— Эти знаки на менгирах… Что они обозначают?
— Это эмблема Даны, Алой Королевы.
— Она жила здесь?