Мебель, скромная и даже строгая, придавала ей официальность: стулья, обитые черной кожей, два одинаковых дивана, стоявшие по обе стороны обширного камина; в центре возвышался продолговатый, крытый зеленым сукном стол, какие встречаются обычно в помещениях, предназначенных для административных совещаний. На столе имелось все необходимое для такого рода встреч: письменный прибор, песочница, набор печатей и штемпелей; имелся даже председательский колокольчик для наведения порядка среди присутствующих.
Однако у людей, окружавших зеленый стол, вид был отнюдь не деловой, казалось, они сошлись сюда для семейного совета. Полковник Боццо, занявший председательское место, был облачен в теплый узорчатый халат и обут в домашние туфли, отороченные мехом. Вместе с ним на совет явились восемь человек, большая часть их расположилась вокруг зеленого стола, и только двое устроились чуть поодаль.
Кое-кто из них нам уже известен, например, господин Лекок и доктор Самюэль, усевшиеся справа и слева от председателя, зато нам стоило бы немалого труда признать сына несчастного Людовика, принца Сен-Луи из особняка Орнан в разбитном малом лет тридцати пяти-сорока, облокотившемся на стол напротив полковника Боццо.
Трудно сыскать актеров, внешность которых вполне совпадала бы с их ролью, а таинственное сообщество, которым руководил полковник Боццо, располагало множеством Людовиков, орудующих в Париже, в провинции и даже в иноземных столицах. Принц Сен-Луи был настоящим мучеником судьбы: ему приходилось гримироваться перед каждым выходом на сцену.
С другими членами совета мы еще не встречались, среди них отметим очень бледного господина с резкими чертами и облысевшим лбом, окруженным поредевшими светлыми волосами (все называли его «аббатом»), а также внушительных объемов весельчака, небрежно одетого и откликавшегося на титул «доктор права».
Справа от камина на диване вольготно развалился мужчина довольно молодой и красивый, но с неизгладимой печатью порока на лице: граф Корона, племянник полковника Боццо и муж его очаровательной внучки Фаншетты.
На другом диване сидела дама, одетая роскошно и весьма изысканно; лицо ее скрывалось под вуалью. Того, кто ожидает встретить здесь графиню Корона, ждет разочарование – это не она.
Фаншетта, самим рождением приговоренная к пребыванию в мире зла, сохранила душу добрую и благородную, хотя и не сумела избежать некоторой причастности к делам темным и не очень ей понятным; ей не доверяли и имели на то веские причины. Фаншетта не знала о тайном механизме, приводящим в действие злые силы, потому драма ее юности стремительно продвигалась к своей трагической развязке.
Дама под вуалью, сидевшая на диване, наоборот, была одним из активнейших членов злодейского сообщества. Прежде ее звали Маргарита Садула, но путем законного брака она сумела стать мадам Жулу дю Бреу графиней де Клар. В другом месте мы уже рассказывали странную историю этой дамы, в свое время занимавшей одно из первых мест в верхах парижского света.
У главы собрания был веселый и даже игривый вид, морщинистое лицо его лучилось улыбкой, а пергаментные щеки чуть-чуть порозовели. Полковник довольно потирал руки, краем глаза посматривая на разложенные перед ним бумаги, среди которых имелась и довольно объемистая тетрадь.
Как только часы пробили десять, он, звякнув в колокольчик, изрек:
– Дети мои, пора бы прекратить пустую болтовню. Объявляю наш совет открытым и обещаю, что он будет не только долгим, но и занимательным. Постарайтесь слушать меня прилежно.
Он обвел присутствующих добродушным взглядом.
– Благодарю вас всех и каждого в отдельности, – снова заговорил он, – за точность, с какой явились вы на мой зов. Наша дражайшая графиня отложила в сторонку свои интимные дела, вгоняющие в пот трех светских львиц, пару нотариусов и полдюжины адвокатов; граф Корона, устроившийся на диване в не очень-то приличной для совета позе, пьян только наполовину; добряк Самюэль покинул своих клиентов; ловкач Лекок забросил свою контору, вернее, конторы – у него их множество, ибо он процветает и скоро станет птицей высокого полета; наконец, аббат и наш мудрейший знаток уголовного кодекса оторвались от своих ученых штудий... я уж не говорю о принце, которому пришлось наспех проглотить свой абсент, свои котлетки и свой бифштекс. Вы прелюбезны и даже премилы, и я вам приготовил маленький сюрприз в качестве вознаграждения за проявленное самоотречение.
Вступительная речь председателя была принята собравшимися довольно холодно. Слишком долго – более полувека – находился бравый старец у власти, а затяжное правление перестает вызывать энтузиазм.
Лукаво сощурившись, полковник продолжил свою речь:
– Ваш кисловатый вид меня не удивляет, вас разъедает зависть ко мне и даже неприязнь, вам нравится считать меня старой, напрочь сношенной калошей. Но я правлю нашим братством со времен маршала де Сакса и ни разу не дал осечки, мне везет, всегда везет – ведь всем известно, что я родился в сорочке.
Знаком подозвав к себе аббата, он шепнул ему на ухо: