Тайна наглой сороки

— Сорочьи гнезда? — Климентьев прищурился. — Это и я знаю, и не надо вам никаких Бурчалкиных или как их там! Есть у нас один тут, забавный человечек. Он скупает у ребят сорочьи гнезда. Насколько понимаю, кому-то из посредников Деда потом сдает. Мы его не теребим, позволяем зарабатывать как может, потому что это не человек, а тридцать три несчастья. Пусть хоть как-то подкормится. Раньше, когда он работал учетчиком в цехе, с ним вечно выходили неприятности, вроде и обидные, но до того смешные, что все за животики держались. И постоянно ждали, что он еще учудит. Пойдемте, я вас познакомлю. Сорочьи гнезда он точно возьмет — это, по-моему, его пунктик. Он как раз при бухгалтерии сидит, помогает в расчетах, в составлении ведомостей. Особо важные документы ему не доверяют, потому что он обязательно что-нибудь напутает, но со всякими мелкими счетами-фактурами справляется. На заводе — в административном здании, я имею в виду — только и осталось народу, что два бухгалтера и он. Потому что представить его на сборе картошки — это вообще нелепо.

И, развернувшись, он направился к административному зданию. Мы заспешили за ним — нам было интересно, что же это человек такой «тридцать три несчастья», который скупает сорочьи гнезда.

Мы поднялись по лестнице на один продет и заглянули в небольшую комнату. Это была боковая пристройка на высоком фундаменте, и комнатка получалась как бы между первым и вторым этажами. Чтобы подняться на «полноценный», так сказать, второй этаж, где находилась бухгалтерия, надо было одолеть еще один пролет.

В комнатке сидел сгорбленный человечек с озабоченным выражением лица. Он пил чай, налитый из стоящего на соседнем стуле термоса, проглядывая при этом какие-то документы, и очень тщательно следил, чтобы чашка с чаем находилась как можно дальше от этих документов. Увидев нас, он вздрогнул, и чашка, почти поднесенная к губам, опрокинулась ему на брюки.

— Ой, не везет тебе, Павлиныч, — стараясь спрятать улыбку, сказал Климентьев. — Ну как есть не везет.

— Да это еще ничего, — с хмурой покорностью судьбе ответил Павлиныч. — Сейчас тепло, быстро высохнет. А вот зимой, Когда здесь не топят... Я ж один раз вот так брюки снял, положил на электрообогреватель, чтоб от чаю высохли, а тут как раз Зина бухгалтер зашла... А другой раз передержал их на этом электрообогревателе, дырку прожег, пришлось топать, потуже шубу запахивая, чтоб никто не заметил и чтоб сквозь эту дырку ноги не застудило. А ведь все мои родители подсуропили. И дед руку приложил, отца Павлином назвал, хоть и старое русское имя, да уж больно в наши времена... — Он махнул рукой. — А отца с матерью угораздило меня Электроном назвать — как раз было время, когда все с ума сходили, восхищаясь расцветом советской науки...

— Так вы Электрон Павлинович? — не выдержал Ванька.

— Вот-вот! — закивал наш новый собеседник. — Не имя, а насмешка, да? С этой-то неудачи при рождении все и началось. Может, не сглупи мои предки и сделай меня Павлом Петровичем например, у меня бы вся жизнь иначе пошла. Ладно, что толковать. Сделанного не воротишь.

— Это точно, — не без ехидцы согласился Климентьев. — А мы к тебе вот по какому делу. Ребята нашли еще одно местечко, где имеются сорочьи гнезда из проволоки. Возьмешь у них, если принесут?

— Еще бы не взять! — оживился Электрон Павлинович. И, попытавшись, не очень умело, изобразить безразличие, спросил: — А где это место?

— Так тебе и скажи! — рассмеялся Климентьев. — Это всегда — секрет фирмы. В общем, запомнили, ребята, куда гнезда нести?

— Запомнили, — закивали мы. Хотелось бы, конечно, поговорить с этим чудаковатым (Ванька бы просто сказал «ушибленным») Павлинычем поподробней, но сейчас надо было заниматься другими делами. Я подумал, что мы можем перехватить его либо после бухгалтерии, либо завтра наведаться — прихватив для убедительности ком из кусочков разнообразной проволоки, который валялся у нас в сарае. Ведь всегда можно сказать, что мы разобрали гнезда и сами смотали их в этот ком...

— Хорошо, — сказал Климентьев. — Тогда пошли в бухгалтерию.

— В бухгалтерию? — живо поинтересовался Электрон Павлинович. — А зачем вам?

— Ребята, так сказать, на производственной практике... — сообщил Климентьев. — Борис, покажи ему вашу бумагу.

Я предъявил Павлинычу наш «мандат», и тот изучил его с большим благоговением.

— Степанов, вроде того, ваше обучение на себя взял? — спросил он.

— Вроде того, — ответил Ванька.

— Тогда мне надо ключи вам выдать, — сказал Павлиныч. — Ведь сегодня суббота, ни Зины нет, ни Маши.

— Конечно!.. — хлопнул себя по лбу Климентьев. — Я и забыл.

— Но они всегда ключи мне оставляют, — продолжал Павлиныч. — Ой, куда же я их дел? — Ища ключи, он взял термос со стула и теперь бестолково держал его в левой руке. — Не дай Бог, потерял — особенно от сейфов! Ведь мне голову оторвут... А, вот они...

— Держите, — приняв ключи от Павлиныча, Климентьев передал их нам. — Я вас провожу, покажу, где какие книги, а дальше сами возитесь.