Тайна моего отражения

Забинтованное чучело смотрело на меня круглыми глазами, торчал нос, совершенно целый и даже не поцарапанный, нижняя губа была порезана и под бинты уходил краешек аккуратного шва. Глаза у чучела немедленно покраснели и наполнились слезами.

– И много у меня еще таких? – указала я на шов, шмыгнув уцелевшим носом.

– Немножечко совсем, – уклончиво сказал врач. – Еще парочка-троечка, не больше… Но они все пройдут бесследно, я вас заверяю, – вас оперировал сам доктор Шован!

– «Сам доктор Шован» – это значит хорошо?

– Еще как!

– А почему у меня тогда вся голова забинтована?

– У вас несколько небольших ожогов и множество мелких, совершенно незначительных порезов – осколки, знаете ли, как занозы впились в кожу, – все это не оставит следа, но пока что повязки совершенно необходимы…

– И на голове тоже?

– Частично… – кивнул доктор. – Волосы пришлось, извините, состричь…

Волосы! Мои красивые, мои распрекрасные волосы, моя гордость, предмет зависти всех подружек! И снова – мысль о Шерил и стыд за собственные мелочные страдания.

– Я к Шерил пойду, – села я на кровати.

– Что вы, что вы, – испугался доктор, – вам нельзя. Вам ходить нельзя пока, вам под капельницей лежать нужно, и потом, вы так напичканы успокоительными и обезболивающими средствами, что ноги вас не послушаются! В первый раз надо будет вставать обязательно с медсестрой, у вас обморок может случиться, вы ведь уже третий день в постели…

– Третий день?!

– И потом, к вашей подруге пока нельзя. Она в коме, я вам сказал. Послушайтесь меня, моя дорогая, поешьте спокойно, затем поспите – это самое лучшее, что вы можете сделать в данной ситуации для себя, а для вашей подруги предоставьте сделать все необходимое нам, ладно?

Доктор похлопал меня по забинтованной руке, которая немедленно отозвалась болью, и встал.

– Какой сегодня день?

– Понедельник, 11 декабря.

– Я что, была без сознания?

– Некоторое время, да. Потом под влиянием наркоза – вас оперировали – и успокоительных средств.

– Мне нужно в Москву позвонить.

В дверь постучали. Врач подошел к ней и распахнул. В комнату задвинулся полицейский в форме.

– Мне сказали, что я могу поговорить с мадемуазель?..

– Поговорите, – кивнул врач. – Только не утомляйте больную. Ей нужен покой. А в Москву… – он повернулся ко мне, – по этому аппарату вы можете звонить в Москву, – кивнул он на зеленый телефончик, стоявший на тумбочке у кровати, – но вам нужно будет сначала заплатить за пользование им, тогда его вам включат…

С этими словами он покинул мою палату, оставив меня наедине с полицейским.

– Комиссар Гренье, – представился он.

Это был очень большой и плотный мужчина с темно-рыжими коротко стриженными волосами. Рубашка туго натягивалась на обширной груди, крупные белые руки были покрыты рыжеватыми волосками и веснушками.

– Постарайтесь вспомнить как можно подробнее все, что предшествовало этому взрыву. Каждая деталь важна, вы же понимаете…

Я постаралась. Я рассказывала про предыдущие покушения на Шерил, про двух мужчин, которые следили за ней, про взрыв, и меня постепенно охватывала ненависть, от которой я начинала задыхаться. По какому праву они распорядились нашей жизнью, здоровьем, красотой? По какому праву?!!

– Вам плохо? – испуганно спросил комиссар.

– Нет. Мне отлично. Только найдите их. Поскорее найдите этих сволочей, пожалуйста!

– Постараемся, мадемуазель, – кивнул полицейский. – Что-нибудь еще вспомните?

– Меня удивило вот что: почему и как они узнали о нашем переезде? Они следили за Шерил только после окончания работы, в выходные слежки не было – мы специально проверяли. А тут пришли днем, в выходной, и пришли со взрывчаткой и заложили ее в машину… Как они узнали?

– «Они»?

– Ох, не знаю, пусть будет «он». Вы знаете, сколько их было?

– Пока я не знаю ничего. Ваша подруга ежедневно пользуется машиной?

– Нет. Только вечером и то не всегда и в выходные. На работу она ездит на метро из-за пробок.

– Следовательно, машина могла быть заминирована в любой рабочий день недели и должна была взорваться только тогда, когда ее завели. Ваше присутствие оказалось несчастливой случайностью. Не в курсе, когда мадемуазель Диксон последний раз до этого взрыва пользовалась машиной?

– Наверное, в прошлый понедельник – у них, у экологистов, было какое-то важное собрание.

– Взрыв произошел в прошлую субботу… Следовательно, бомба могла быть заложена в любой день прошлой недели. Механизм приводился в действие через пять минут после включения мотора.

– Скоты, – пробормотала я.

– Тем не менее нельзя исключить гипотезу, что кто-то заранее знал о вашем намечающемся переезде. Попытайтесь вспомнить, кому вы говорили об этом.

– Никому. Кроме Джонатана и Ги, разумеется.

– Этих молодых людей мы уже допросили, – кивнул следователь. – Есть ли у вас основания подозревать кого-то из них в желании убить Шерил?

– Бог мой, конечно, нет! К тому же Джонатан знает ее каких-то две недели…

– А вас?

– Что меня? – не поняла я.

– А вас он давно знает?

– С тех пор, как начались занятия в Сорбонне, с начала октября…

– И какие у вас с ним отношения?

– Дружеские… Вы что, подозреваете, что Джонатан хотел убить – меня?