– Мистер Гун долго говорил с ним и, кажется, кое-что понял, – отвечал Пиппин. – Взять хотя бы мисс Зоэ Маркхэм; она поссорилась с директором утром в пятницу и была уволена. А Люси Уайт попросила ссудить ей небольшую сумму денег – у девушки заболела мать. И что же? Он накричал на нее и отказал. Это еще далеко не все. Питер Уэттинг и Уильям Орр предложили ему поставить на сцене театра несколько настоящих, серьезных пьес взамен всей этой его комической ерунды. Директор их грубо высмеял, сказал, что сами они только для примитивных скетчей и годятся. Сказал еще, что люди третьего сорта должны быть вполне довольны участием в третьесортных спектаклях.
– Держу пари, они страшно разозлились! – воскликнул Фатти.
– Естественно. Думаю, даже пришли в ярость, – продолжал Пиппин. – Дело почти дошло до рукоприкладства. Они пригрозили директору, что изобьют его, если он еще когда-нибудь назовет их людьми третьего сорта. На самом-то деле они хорошие актеры, особенно Уильям Орр.
– Продолжайте, пожалуйста, – попросил Фатти. – Очень интересно. Кто еще имел причины сильно не любить директора?
– Джон Джеймс обратился к нему с просьбой о прибавке к жалованью. Директор пообещал прибавку через полгода. А когда прошло шесть месяцев и актер напомнил про обещание, директор заявил, что ничего не обещал и даже разговора, дескать, не было.
– Симпатичный парень этот директор, как я погляжу, – засмеялся Фатти. – Всегда готов сделать добро ближнему. Странный, честное слово, способ работать с труппой. Да они все, как один, должны его ненавидеть.
– Они все его и ненавидят! – откликнулся Пиппин. – Даже бедняжка Бойзи, Кот из пантомимы, и тот питает к нему отвращение. Но погоди, я не всех перечислил. Существует еще Элик Грант. Мистер Грант захотел сыграть несколько ролей в другом театре – конечно, в такие дни, когда он не занят в этом. Директор ему запретил. Был, по всей вероятности, крупный скандал... Словом, ты видишь, сколько народу с наслаждением отомстили бы директору за безобразное отношение к себе.
Когда Пиппин кончил, Фатти несколько минут молчал, обмозговывая услышанное. Потом поинтересовался:
– А как с их алиби?
– Все подтвердилось, – развел руками Пиппин. – Пожалуй, нет полной ясности только с Зоэ Маркхэм. В тот вечер она отправилась к сестре, но потом куда-то вышла ненадолго, и никто в доме не заметил, когда вернулась. По словам самой Зоэ, возвратившись, она прямо поднялась к себе в комнату. Вот это и еще буква «З» на носовом платке, валявшемся на веранде, позволяют Гуну считать мисс Маркхэм и Бойзи главными подозреваемыми по делу.
Мало было радости услышать последнюю фразу. Пиппин тем временем склонился над своими бумагами.
– Вот, в сущности, и все, чем я располагаю на сегодня, – проговорил он, не поднимая головы. – Смотри, не выдавай меня. А сейчас ступай к друзьям и не забудь сообщить, если втайне от Гуна разведаешь что-нибудь интересное.
– В данный момент у меня нет ну просто ничего любопытного, – раздумчиво произнес Фатти. – За исключением того, что мистер Гун, я полагаю, порядочно устал от вчерашней дневной прогулки.
Резким движением Пиппин поднял голову.
– Прогулки? Это когда он выслеживал какого-то рыжего иностранца? Не хочешь же ты сказать, что иностранцем был ты?!
– Нет, просто я подумал, – улыбнулся Фатти, – что мистер Гун тоже мог кого-то встретить с поездом в три тридцать. А вообще-то вам бы давно надо было заметить, что он слишком уж подозрительно относится к рыжеволосым. Разве я не прав, Пиппин?
После этих слов Фатти покинул гостиную мистера Гуна и, насвистывая, пошел к велосипеду, продолжая, однако, размышлять кое над чем. Дело в том, что ему в голову пришла довольно оригинальная идея. Он сунул в рот свои защечные подушечки и поехал на почту. Гун, вероятно, был еще там.
Фатти не ошибся. И в ту минуту, когда Гун выходил из здания, юный сыщик бочком проскользнул в ближайшую телефонную будку. Полицейский увидел, что ему кто-то машет из будки, и остановился. В следующую секунду он узнал Фатти и со страхом воззрился на его радостную физиономию, раздутую столь же устрашающим образом, как и при их предыдущем свидании.
Фатти продолжал кивать и дружелюбно улыбаться. Гун повернулся и прошел мимо, сильно, впрочем, озадаченный. Какой же подонок! Лицо у него, однако, еще толще, чем полчаса назад. Сам надуть себе щеки, как надувают воздушный шар, он не мог. Он же улыбался! Должно быть, у него какая-то болезнь. Не заразная ли?
Фатти тем временем взлетел в седло и кратчайшим путем примчался на автостоянку позади театра. Велосипед он прислонил к стене гаража и наклонился над ним, будто что-то ища или рассматривая. Минуты через две на стоянку неторопливо вплыл Гун и, спешившись, повел велосипед к гаражу, собираясь, видимо, поставить его внутрь. По дороге краем глаза он заметил какого-то мальчишку, но не обратил на него внимания, пока тот не повернулся и не явил ему еще более грандиозное зрелище, чем прежде: свое лицо – уже не просто опухшее, но достигшее фантастических размеров. Гун оторопел, шагнув вперед, он всмотрелся в мальчика.