Дед лежал под капельницей и абсолютно не отреагировал на ее визит. Может быть, просто не узнал, из девочки она превратилась в молодую женщину. Лицо его ничего не выражало. Девушка попыталась говорить с ним, но отрешенный взгляд старика убедил ее в бессмысленности этой затеи. Эмма вышла в пустой коридор, где и столкнулась с отправителем телеграммы.
— Вы Эмма Рунге, дочь Марии и Рона? — голос принадлежал плотному жизнерадостному мужчине лет пятидесяти. — Всегда хотел на вас посмотреть. Карл говорил, что вы просто красавица.
Эмма благодарно кивнула, не придавая значения этой выдумке.
— Я — Майкл Штольц, ученик вашего деда, профессор местного университета.
— Ученик? — с недоверием спросила девушка. — Неужели у такого нелюдимого человека могли быть воспитанники?
— Ну, ученик, конечно, сильно сказано, — сконфузился мужчина. — Мне хотелось бы так думать.
Майкл пригласил Эмму поужинать, но, к ее разочарованию, почти ничего нового не рассказал о жизни деда. С его слов получалось, что последние двенадцать лет Карл вел замкнутый образ жизни пенсионера-отшельника. До этого они вместе больше десяти лет работали в Массачусетском Технологическом Университете, но об этом он не мог говорить.
Девушка очень мало знала о Карле. Ее бабушка, Изабель, умерла при родах, и это было большим ударом для Карла Рунге. Ее отец, Рон, был уверен, что Карл не может простить сыну смерть своей любимой жены. Маленького Рунге вырастили няни, а его отец пропадал с утра до ночи на работе, практически не занимаясь ребенком.
Место, где работал Карл Рунге, находилось в пустыне Аризоны, и вся территория поселения была огорожена колючей проволокой. Это был военный закрытый объект, включающий в себя детский сад и начальную школу. Старших детей возили в школу в ближайший городок в двадцати пяти милях от базы.
Рон хорошо учился, пытаясь завоевать расположение отца, но тот оставался холоден и безразличен. В старших классах они могли не разговаривать друг с другом по несколько дней, и это не раздражало ни того ни другого.
Поступив в колледж и переехав в Нью-Йорк, Рон еще больше отдалился от отца. Рунге старший не отвечал на письма сына и финансово не поддерживал его.
Отец и сын встретились только через семь лет после отъезда Рона в Нью-Йорк. Написав отцу о своей свадьбе, молодой человек не надеялся на его приезд, просто написал по привычке. Каждый год он отправлял отцу открытку, поздравляя его с днем рождения.
Карл Рунге внезапно появился через полгода после бракосочетания Рона и Марии. Из припаркованной машины, стоящей напротив подъезда дома, где снимали квартиру молодые супруги, знакомый голос окликнул Рона: «Садись в машину, надо потолковать».
Карл взял сына за руку и попросил его ничего не говорить. Они сидели так не меньше десяти минут, оба смотрели в лобовое стекло, по которому стал накрапывать дождь.
Отец много раз рассказывал Эмме эту странную «молчаливую» историю. Карл передал сыну пакет с двадцатью тысячами долларов и попросил, чтобы тот больше не писал ему без крайней необходимости.
И это были все ее познания о человеке, который весьма холодно относился к своему сыну.
После ужина Штольц отвез девушку в отель и по дороге признался, что завтра утром ему надо лететь на конференцию в Канаду, и он надеется, что она не бросит своего деда в трудный час. Неловким движением он сунул ей свою визитку, пробурчав, что там домашний и рабочий телефоны.
На следующий день Эмма пришла навестить своего деда и встретилась с его лечащим врачом. Им оказался пожилой седовласый мужчина в толстых роговых очках. Он представился Дэвидом Левинсоном и сказал, что ему нужно с ней поговорить.
Доктор пригласил ее в свой просторный кабинет и, едва усадив, начал быстро и возбужденно говорить:
— Ваш дедушка, Карл Рунге, очень необычный пациент. Мы не можем, определенно не можем поставить точный диагноз его болезни. Это странно, очень странно, и это впервые в моей практике. Когда его доставили к нам, и мы взяли все анализы, не было сомнений, что ему жить несколько часов. Но прошел день, затем второй, и его анализы стали другими.
Врач сделал многозначительную паузу, а затем продолжил:
— К нашему удивлению, некоторые показатели соответствуют состоянию молодого человека полного сил. Но ваш дедушка очень пожилой человек, и этого не может быть. Повторные анализы привели нас в еще большее замешательство. Перед нами старик, а его биохимия соответствует двадцатилетнему парню.
— Я не понимаю, — перебила его Эмма.
— Я тоже не понимаю, — воскликнул доктор. — Но перед нами здоровый человек, правда, находящийся в коме. Это абсолютный нонсенс, даже в теории этого не может быть.
— Так мой дедушка в коме или нет? — взорвалась Эмма. — Вы врач, а не я, и именно вы должны мне объяснить, что происходит!
— Да, да, именно так! — растерянно подтвердил ее слова Левинсон. — Но у меня нет объяснений, я надеялся, что, может быть, вы разъясните, что происходит! Я, признаюсь, не могу понять происходящее!