Тайна «Хорнсрифа»

— Господин капитан-лейтенант, я отвечу на ваш вопрос не как первый помощник командира, а как представитель национал-социалистской партии в соединении. — Краус произнес это с угрозой, медленно, подчеркивая каждое слово. — Я считаю себя обязанным не только заботиться о воспитании команд подводных лодок нашей флотилии в национал-социалистском духе, но и обращать внимание на мировоззрение каждого подводника. В особенности на нашей лодке.

— Нет, позвольте! — резко прервал его Тен Бринк. — Я полагаю, господин обер-лейтенант, что вы зашли слишком далеко. «U-43» находится под моим командованием!

Капитан-лейтенант дрожал от возмущения. Ему. стало ясно, что Краус провоцирует его.

Обер-лейтенант понял, что пора немного отступить.

— Разумеется, я имел в виду не власть командира, находящуюся, несомненно, в ваших руках. Только… — и снова в его голосе зазвучали угрожающие нотки, — только там, где служу я, должен царить безупречный порядок. Это же, в конце концов, и в ваших интересах, господин капитан-лейтенант!

Тен Бринк вначале растерялся. Он не знал, что ответить, так как прекрасно понимал, какие неприятности мог ему причинить этот уполномоченный нацистской партии.

— Ну, так прошу, в чем же дело? Расскажите мне поподробней.

— Особенно рассказывать нечего. Фенрих слишком много времени проводит с этим Геммелем. Юноша происходит из хорошей семьи. Его отец служит в министерстве иностранных дел, там он на хорошем счету. Много лет состоит в нашей партии. Он очень любит своего сына. И я не хочу, чтобы Вильдхагена испортили дурным влиянием!

— Испортили? Кто? Геммель?

— Вот именно. Ведь Геммель не изменился. Ему просто повезло, что сейчас он служит простым трюмным машинистом. Просто повезло. Ведь, собственно, за высказывания, которые он позволил себе тогда в трактире в Вильгельмсхафене, он заслужил большего наказания.

— Но ведь его вина так и не была доказана в ходе расследования, — прервал Тен Бринк своего помощника.

— Доказана или не доказана — еще неизвестно. Конечно, некоторые свидетели погибли или просто покрыли его. Для меня ясно, что Геммель позволил себе враждебные выпады. Я не сомневаюсь, что он коммунист, и добьюсь, чтобы его взгляды и поведение до и после тридцать третьего года были проверены самым тщательным образом.

Тен Бринку пришлось приложить немало усилий, чтобы сдержаться и не наговорить ничего лишнего. Как противен этот шпик! Он, командир, — военный человек и с подобными делами не хочет иметь ничего общего. Геммель его подчиненный, причем один из лучших!

— Не забывайте, господин Краус, что у Геммеля погибли два брата на Востоке. Это ведь кое-что значит. Не у всех это проходит бесследно, и кое у кого, — Тен Бринк умолк, подыскивая подходящее слово, — может иногда вырваться непродуманное замечание.

Командир сделал неправильный ход, но заметил это слишком поздно. Краус немедленно прореагировал:

— Господин капитан-лейтенант, я очень удивлен. Если оба брата Геммеля погибли, то ведь они отдали свою жизнь за фюрера и народ! Это не основание для отчаяния. И, кроме того, вы сказали «вырваться». Вот именно! Вырваться может у человека только то, о чем он думает.

Тен Бринку стало жарко. Черт бы побрал этого нациста! В какое положение он ставит командира! Превращает его в обвиняемого! В своем рвении он прямо-таки из кожи вон лезет. Но ведь, в конце концов, сейчас идет речь об авторитете командира! Тен Бринк, повысив голос больше, чем это было нужно в таком маленьком помещении, произнес:

— Господин Краус, у меня нет оснований подозревать Геммеля. Как трюмный машинист, он хорошо справляется со своими обязанностями, и выполняет их вполне добросовестно. Я не могу. помешать вам заняться этим человеком, на только в свое время. Я не желаю и не потерплю, чтобы в боевом походе на корабле начались недоразумения, которые могут стоить нам жизни. За лодку отвечаю я!

Краус стоял, вытянув руки по швам. На его лице застыло злое, язвительное выражение.

Командир взглянул на часы:

— Между прочим, разве сейчас не ваша вахта, господин Краус?

— Я попросил фенриха на некоторое время подменить меня.

— Нет! — Командир ухватился за этот спасительный якорь, который первый помощник, сам того не желая, бросил ему. — На лодке так не было и не будет! Запомните это, господин обер-лейтенант! Фенрих отстоял свои четыре часа в шторм и непогоду, а сейчас, как и все остальные, должен отдыхать. Мне кажется, что воспитание нужно начинать с личного примера! Надеюсь, мы поняли друг друга?!

Когда за Краусом закрылась дверь, Тен Бринк облегченно вздохнул. У него появилось ощущение, словно воздух в каюте стал чище. Медленно он подошел к креслу и сел, устало облокотившись на стол. Да, в этом споре он был слишком мягок. Почему он не выступил более решительно против этого представителя нацистской партии? Лодка в порядке. На ней царит дух доверия, являющийся гарантией, что все выдержат напряжение и трудности боевого похода! Ну до чего отвратительный тип!