Тайна голландской туфли. Тайна испанского мыса

— О, но одна там все же есть, — ухмыльнулся пожилой джентльмен. — Очень личная для меня. Ты математик, сынок! Но до тех пор, пока ты преклоняешься перед строгой логикой, ты не захочешь, чтобы твоя жизнь становилась несчастной из-за писем обожающих тебя читателей.

— Лучше не раздражай меня, — рассердился Эллери.

— Итак, — загадочно произнес судья, — ты полагаешь, что смог исключить всех с помощью этого анализа, верно?

— Разумеется!

— Но это не так.

Эллери нервно закурил сигарету.

— О, — удивился он, — неужели? Кого же я пропустил, скажи?

— Судью Маклина.

Я чуть не поперхнулся чаем, наблюдая за удивленным выражением обычно невозмутимого лица Квина. Судья подмигнул мне и принялся подпевать в такт балалайки.

— Боже мой, — буркнул Эллери с досадой. — Я явно заблуждаюсь. Хм. Дорогой Солон, как говорила старая овца молодой, когда та уходила из дому, смотри не обманись.

Пожилой джентльмен перестал подпевать.

— Хочешь сказать, что ты и меня принимал во внимание? Ах ты, щенок! Это после всего того, что я сделал для тебя!

Эллери широко улыбнулся:

— Но я знаю рецепт, согласно которому правда — это, прежде всего, красота, а красота — это правда, и к черту всех старых друзей, так? Я рассматривал твою персону исключительно с точки зрения уравнения логики. Должен признаться, что я испытал сильное облегчение, когда смог исключить тебя.

— Вот спасибо, — отозвался судья; он выглядел подавленным. — Ты об этом ни разу не упоминал.

— Ну… это не та вещь, которую приятно говорить друзьям.

— Однако на каком основании ты его исключил, Эллери? — воскликнул я. — В твоем рассказе мне явно не было ничего…

— В рассказе, может, и не было, — рассмеялся Эллери. — Но это будет искусно предано забвению в книге. Помнишь, Солон, наш разговор со Стеббинсом в то воскресное утро?

Пожилой джентльмен кивнул.

— Помнишь, что я сказал ему?

Пожилой джентльмен покачал головой.

— Я сказал ему, что ты не умеешь плавать.