Это могло означать, что она поет йодлем на досуге. Когда отдыхает от набивки чучел.
Он не может быть таким невезучим. Ни в коем случае!
– Девица очень бледна, – сказал Уинстон.
Ричард поднял глаза на друга.
– Это недостаток?
– Конечно, нет. Просто… – Уинстон замялся, брови сошлись на переносице в видимом усилии сосредоточиться. – Если честно, я больше ничего о ней не помню.
Кенуорти медленно кивнул, его взгляд остановился на виолончели, которая стояла прислоненной к пюпитру. Инструмент тоже показался ему ценным, хотя он мало что знал о том, как производятся виолончели.
– Откуда такое любопытство? – удивился Уинстон. – Я понимаю, тебе приспичило жениться, но ведь не на Смайт-Смитах.
Еще две недели назад так и было бы.
– Кроме того, тебе нужно приданое, не так ли?
– Нам всем нужны невесты с приданым, – мрачно заметил Ричард.
– Это верно, – согласился Уинстон. Хоть он и был сыном графа Радленда, однако всего лишь вторым сыном. В будущем его не ожидало солидное наследство. Тем более что старший брат Уинстона был жив, здоров и к тому же имел двоих сыновей. – Вероятнее всего, за Херриет дадут тысяч десять. – Друг бросил оценивающий взгляд на программку. – Но как я сказал, она еще молода.
Ричард поморщился. Даже в его положении он должен соблюдать рамки приличия.
– Цветник…
– Цветник? – удивился Ричард.
– Айрис и Дейзи[1], – пояснил Уинстон. – А у них есть сестры Роуз и Мэриголд[2] и кто-то еще, я не помню имени. Может, Тьюлип или Блюбелл?[3] Надеюсь, что не Хризантема.
– Мою сестру, кстати, зовут Флер, что по-французски означает цветок. – Ричард почувствовал себя обязанным упомянуть об этом.
– Она просто очаровательна, – с готовностью подхватил Уинстон, хотя не встречался с ней ни разу.
– Ты начал говорить… – напомнил ему Ричард.
– Разве? Ах, да! О цветочках. Я не знаю наверняка, кому из них какие доли предназначаются, но не думаю, что большие. Мне кажется, в семье Смайт-Смитов пять дочерей. – Уинстон задумался. – А может, и больше.
«Это совсем не означает, что приданое за ними окажется скромным», – с надеждой подумал Ричард. Он мало что знал об этой ветви семьи Смайт-Смитов. По правде говоря, и о других ветвях Ричард знал не больше, за исключением того, что раз в год они собирались вместе, выбирали из своих рядов четырех девиц, способных играть на музыкальных инструментах, и устраивали концерты, которые его друзья посещали с большой неохотой.
– Вот, возьми. – Уинстон протянул ему вату. – Потом еще скажешь спасибо.
Ричард уставился на друга, словно тот спятил.
– Засунь их в уши, – пояснил Уинстон. – Доверься мне.
– Доверься мне, – как эхо повторил Ричард. – От таких слов мне не по себе.
– Вот так, – приговаривал Уинстон, засовывая вату в уши, – я ничуть не преувеличиваю.
Ричард осторожно огляделся. Друг даже не попытался скрыть того, чем занимался. Конечно, это было очень невежливо – затыкать уши на концерте. Однако на Уинстона почти никто не обратил внимания, но те, кто обратили, явно испытывали к нему зависть и не собирались его осуждать.
Ричард пожал плечами и последовал примеру друга.
– Очень здорово, что ты здесь со мной. – Уинстон наклонился к самому уху Ричарда, чтобы тот услышал его через вату. – Не уверен, что я вынес бы все это без дополнительных сил обороны.
– Обороны?
– Без поддержки компании холостяков, страдающих в осаде, – саркастически усмехнулся Уинстон.
Компания холостяков, страдающих в осаде? Ричард закатил глаза.
– Господи спаси, если ты придумываешь такие определения под воздействием винных паров.
– О, очень скоро ты и сам испытаешь это удовольствие. – Уинстон указательным пальцем оттянул карман ровно настолько, чтобы показать маленькую металлическую фляжку.
Ричард удивился. Кенуорти не был ханжой, но даже он понимал, что это моветон – пить открыто во время концерта, который устраивают юные леди.
Но тут концерт начался, уже через минуту Ричард привык к вате в ушах.
К концу первой части он почувствовал, как болезненно забилась жилка на виске, а когда дело дошло до тягучего скрипичного соло, вдруг ощутил всю тяжесть ситуации.
– Фляжку! – простонал Ричард, почти задыхаясь.
Надо отдать должное Уинстону, он даже не ухмыльнулся.
Ричард пригубил фляжку, в которой оказалось какое-то пряное вино, которое, впрочем, не притупило головную боль.
– Может, уйдем во время антракта? – шепнул он Уинстону.
– У них не бывает антрактов.
В ужасе Ричард уставился в программку. Он не был музыкантом, но ведь Смайт-Смиты наверняка понимали, что делают. На этом так называемом концерте…
Это была форменная атака на человеческое достоинство.
В соответствии с тем, что значилось в программке, квартет юных леди на импровизированной сцене исполнял фортепианный концерт Вольфганга Амадея Моцарта. По мнению Ричарда, фортепианный концерт подразумевал игру на фортепиано. Только вот леди, сидевшая за роскошным инструментом, играла половину из необходимых нот. И это в лучшем случае. Кенуорти не видел ее лица, потому что девушка низко склонилась над клавишами, изображая исполнителя, полностью погруженного в музыку, хотя и не бог весть какого искусного.