Тайна дразнит разум

— Нет, голубчик, тогда Моисей повернул свое войско назад, в пустыню. А там муштровал, гонял, обесстрашивал молодых воинов до тех пор, пока не поумирали старые.

— Здорово! — искренне удивился попович, вспоминая свою сонливую физиономию над раскрытой Библией.

— Моисеевская школа жестока, бессердечна; тактические приемы он внедрял до автоматизма. В момент схватки все решает быстрота, навык и злоба. Его универсальный устав все учел — от уличного боя до похоти воина. Не зря книга перенасыщена повторами, наставлениями, заветами. Известно, повторение — мать учения. Но учтите, голубчик, цель оправдывает средства…

В доме перевозчика хлопнули дверями, лязгнула цепью собака. Рысь уверен в ночной охране…

— Опять Моисей на берегу Иордана. Однако его войско совсем иное. Теперь евреи не боялись превосходства врага в количестве. Запомните, вступила в силу диалектика качества: «Пятеро из вас прогонят сто, и сто из вас прогонят тьму!» Теперь каждый воин знал, как действовать в зависимости от обстановки. Многочисленности врагов Моисей противопоставил искусство ополченца и стратегию хитрого полководца. Он вооружил своих не только холодным оружием, но и огненным девизом: не убей ближнего, убей дальнего…

— Святая агрессия?

— Да, батенька, с нами бог, мы его избранные, нам все дозволено…

— Режь, бей, обманывай любого?

— Да, голубчик, моисеевская стратегия самая изощренная. Она, как банный лист, может прилипнуть к любой нации: мы, немцы, выше любой расы, мы, англосаксы, должны господствовать над миром и т. д.

— А ты, эмиссар, какой нации?

— Я причислю себя к той нации, которая быстрее других вооружится божественной стратегией Моисея…

— Стоп! — остановил Ерш. — Напомни, Моисей махнул через Иордан и всех чужаков к ногтю?

— Нет, батенька. В том-то и суть, что Моисей остался на месте, а форсировала реку и завоевала Ханаан его стратегия. И эта же стратегия, учтите, сметет воинство красных, если…

— Что если?

— Если найдется новый Моисей, способный заразить целый народ стратегией избранных.

— Не твоя ли задумка, Рысь?

— Моя.

— А шансы?

— Я уж говорил тебе — благоприятная ситуация: разруха, голод и народный гнев против расхитителей церквей…

— Разве декрет подписан?

— Подпишут, голубчик, не сомневайся: голод не тетка…

Георгий вспомнил тетку Веру, пироги с капустой и то, о чем избегал думать, — зарытое золото гадалки. Голос нэпа внушал: «С драгоценностями не пропадешь», а давняя мечта стать художником звала к иной жизни.

Задумчивость собеседника Рысь понял по-своему. Поворачиваясь боком к ветру, он вкрадчиво спросил:

— Друг мой, почему тебя не ищут чекисты?

— Ищут, да не тут, а где-нибудь на юге. Я же…

— Ша, Жёра! — вдруг зашепелявил Рысь по-одесски. — Если тебя застукают, не дай бог маме траур, не грусти, кореш, за решеткой: мы к твоей клетке подкатим на фаэтоне с надувными шинами. А там на шаланду — и в Турцию или Румынию: куда угонит попутный…

— Рысь, давай тяпнем за искусство, зайдем ко мне?

— Хочешь запечатлеть мой портрет, голубчик?

— Без рук, что ли?

— Ницше упал с лошади. У него постоянно болела голова. Однако мыслитель работал ежедневно и подолгу. Друг мой, начни с малого, напиши-ка плакат: «Люди православные, не допустим антихристов в дом божий! Долой грабителей храмов!» Полотно пришлю. Нуте?

— Присылай. Попробую. Может, с привязанной кистью…

Правую руку Ерш нацелил на голову эмиссара, а левой включил свет. Луч фонарика ослепил Рысь. Он мгновенно отвернулся. Но Анархист успел запомнить: простые очки и бородка клинышком. Щеки и лоб прикрывал капюшон. Пучок света пробежался по темному плащу, шмыгнул на русские сапоги из грубой кожи и погас. Вопреки ожиданиям Ерша, Рысь не вскочил, не зашипел. Анархист дерзко усмехнулся:

— Не богат агент патриарха.

— Хочешь поделиться награбленным, голубчик?

«Все знает черт», — раздраженно подумал Георгий и поднялся:

— Когда пришлешь материал?

— Когда достану, батенька. Быстрей поправляйся…

Не подав руки, он растворился в темноте…

На другой вечер загавкала собака. Баптист выскочил на двор, быстро вернулся и, завистливо подмигивая, подал квартиранту шубу на лисьем меху с широкими поповскими рукавами:

— Груня ждет…

УДАР БЕЗ УДАРА

Груня запаздывала. Леша завел граммофон — веселая полька смутила его. Он переменил пластинку. Калугин шепнул ему:

— Подожди минутку…

Слышно было, как на «голубятне» Пронин позвонил в чека и громко спросил:

— Дежурный, что нового?

Видимо, Ерш не явился с повинной. Председатель чека пригласил на чердак Воркуна и Калугина. За роговским столом, где поблескивал телефонный аппарат, сидел Пронин, скованный и мрачный. Он заговорил, глядя на лист бумаги с рукописным текстом: