19 августа, среда.
Последние часы. Сбор в семь утра на замковой площади. Картина впечатляющая: солнце, София, народ и автомобили. Первая колонна из восьми десятков легковых. Героиня пробега — известная гонщица фирмы «Ага» Стиннес. Женщина за рулем для новгородцев — сенсация. Вторая колонна из пяти десятков грузовиков, омнибусов. Московская полуторка «АМО» с цепной передачей, зато вне конкурса бензин, смазка и шины «Красный треугольник» — все русского производства.
Пятьсот участников! Гонщики в кожаных куртках, в больших очках и рыцарских перчатках с крагами застыли возле машин: ждут сигнала командора. Калугин нашел меня: подарил мне красочную матрешку как символ русской многогранности. Я преподнес ему фотоаппарат. Метр заулыбался: «Пишите, друг мой». Старт ровно в восемь. Раздалась команда подготовиться, завести моторы. И под общий гул последний взмах флажком: «Ход!»
Следующая остановка в Твери. Но ни один город России не затмит Новгорода. Наш «мерседес» тронулся. Я грустно улыбнулся, помахал другу шляпой. Кудесник диалектики был чем-то взволнован и, казалось, куда-то спешил. Я мысленно поклонился Магдебургским вратам и про себя произнес: «Святой Петр, сохрани его для человечества».
Шумно расступилась замковая арка. И взвился флаг над яхт-клубом, обсыпанным солнечными росинками.
— Прощай, Великий Новгород!
Часть третья
Малое ярче бросается в глаза на фоне большого события. Калугин слышал, как очевидцы живо обсуждали не сам автопробег, а разные случайности, связанные с автогонками. Нет, разумеется, газеты отметят историческое значение испытания машин, а пока писатель Шкловский улыбчиво рассказывает собратьям о том, как «форд» раздавил свинью в селе Померанье. Начальник пробега товарищ Седой, выходя из автомобиля, оступился и растянул сухожилие. Совещание комитета он проводил с повязкой на ноге вместо сапога.
Номер Софийской гостиницы, где заседал штаб, свел Калугина с Пучежским. Тот «обузил» экскурсии для гостей и наказан выговором. Калугина, наоборот, похвалили за ремонт дорог. Понимая, что его выручила случайность — отсрочка старта на десять дней, он принял похвалу в свой адрес с мучительной миной на лице. И очень обрадовался, когда летучка закончилась.
Надо же так случиться, Николай Николаевич под аркой Детинца столкнулся с научной сотрудницей губархива. Она, радуясь встрече, вручила ему письменную жалобу на Иванова. Возле братской могилы председатель Контрольной комиссии, негодуя, прочитал коллективное заявление. Работники губархива обвиняли своего заведующего в том, что тот в пьяном состоянии липнет к сотрудницам и тайком разбазаривает архивные фонды. «Например, — сообщали они, — сдал в макулатуру единственный архив проектов архитектурных построек Новгородской губернии».
Пристрастие бывшего монаха к хмельному и женщинам не удивило Калугина, а вот варварство архивариуса, понимающего толк в исторических документах, возмутило. Одно дело — ликвидировать церковный архив, и совсем другое — уничтожить планы исторических зданий. Недавно, выясняя авторство знаменитой валдайской ротонды, историк посетил хранилище и получил нужную справку.
Он быстро обошел длинный фасад присутственных мест и со двора спустился в подвал. Дверь была распахнута. Не без волнения Калугин переступил порог. Пахнуло мертвой пустотой. Высокие железные стеллажи еще не выпрямились от недавнего груза. По каменному полу промелькнула рыжая крыса с длинным хвостом.
Жалкое и страшное зрелище! Что скажет архивариус в свое оправдание? И кто посмеет заступиться за него? А может быть, архив сменил адрес?
То надеясь, то проклиная Пискуна, историк зашел в губком и по телефону вызвал завгубархивом. Женский голос раздраженно ответил: