Тайна дразнит разум

Леша скованно следил за ним. В такой же позе он стоял ныне весной, когда вот так же в распахнутую дверь вкатился ярко светящийся колобок молнии. Тогда Леша белил потолок, а небесный гость раскаленным ядрышком обошел плинтус порожней комнаты, поднялся по стене к окну и через подоконник перевалился на землю. И задень он малярной кистью этот шарик, начиненный электричеством, — произошел бы страшный взрыв. Так и сейчас: скажи правду — и Оношко вскипит, взорвется гневом.

Все же он признался: рассказал о своем знакомстве с Калугиным. Профессор поморщился:

— И он сразу покорил тебя?

— Нет, не сразу. — Леша взглянул на стену, где висела ракетка приятеля. — Ученик Калугина, Сеня Селезнев, давно заочно познакомил меня с ним. И в споре вечно забивал: их логика посильнее нашей…

— О молодой человек! — Оношко вынул из кармана жилета зажигалку, и в его рачьих глазах вспыхнул огонек. — Почти все люди земного шара мыслят по законам традиционной логики, и только ничтожное меньшинство пытается оригинальничать — рассуждать наперекор человеческому разуму. Но где большинство — там и правда!

— А вот Николай Николаевич говорит: такая мерка не всегда пригодна. Большинство верит в бога, а меньшинство нет, однако правда не за большинством…

— Позвольте, коллега! Религия и логика — антиподы. За веру со временем будет держаться меньшинство, а за науку большинство.

К удивлению Леши, профессор ловко повернул чужой довод в свою пользу. К счастью, Калугин тогда не ограничился одним примером…

— Волховстрой один на всю страну, а частные лавочки растут как грибы, но жизнь пойдет за Волховстроем.

— Поживем увидим, за кем пойдет! — Оношко лукаво улыбнулся. — Не пойми, пожалуйста, превратно. Я не против вашего знакомства. Однако пойми, наивный мальчик, Калугин не криминалист. Его тезис «убийство без убийства» — игра слов! Рогов умер от разрыва сердца. Ни Ерш, ни Рысь тут ни при чем! Ты сам в этом скоро убедишься и вернешься ко мне…

«Нет, черпаком отработал», — подумал Алеша и хотел сослаться на поджог без поджога, но промолчал: Сеня сообщил, что пожаром заинтересовались чекисты, что расследование еще не закончено.

Профессор по-своему понял молчание юноши. Сопровождая концовки фраз однообразным жестом, толстяк как бы мотал клубок красноречия:

— Наш спор с Калугиным научно-принципиальный!..

Леша положил метелку и взял с комода повестку в трибунал — дал понять, что хозяину пора закрывать дверь на ключ…

Его судила «тройка». Председатель трибунала, вчерашний балтийский матрос, своими усами напомнил подсудимому Ивана Матвеевича. Леша глазами пробежался по залу с тремя окнами, выходящими на солнечную улицу.

Народу было много. Лешино дело разбиралось первым, а на столике секретаря трибунала высилась целая горка папок. В последнем ряду сидели мать и Груня. Видать, девушка только что вернулась с Ловати: загорелая, непричесанная, с травинкой в волосах, она держала руки на груди, прикрывая мятую блузку.

Их взгляды встретились. Алеша бодро кивнул головой. Она ответила легким тревожным поклоном.

Мать улыбнулась: она давно присмотрела эту смелую девушку с крестом на груди, да боялась, что верующая черноглазка отвернется от комсомольца, а тут бог послал такое счастье…

Когда председатель спросил Алешу, где тот добыл браунинг, юноша рассказал про обмен с матросом, а сам невольно поискал глазами Ерша Анархиста. В первом ряду пристально наблюдал за Лешей какой-то брюнет со стеком в руке. Его офицерская выправка навела Лешу на мысль: «Не Рысь ли?»

Председатель «тройки» выложил на красный стол знакомый вороненый браунинг с якорем на рукоятке. Леша представил покойного Рогова, ожидал неприятного вопроса, но судья не коснулся смерти уполномоченного губчека:

— Смыслов, твой браунинг?

— Мой.

— Ты знал, что надо иметь особое разрешение?

Алеша признался, что знал и все же приобрел оружие.

Слушая приговор, он склонил голову и одним глазом измерил бывшего офицера с малюсенькими усами. Тот был статный, среднего роста. Агент еще заметил: лакированный стек, синие галифе с кожаным кантом и кавказскую рубашку с тонким ремешком, украшенным серебряными ромбиками.

После вынесения приговора все шумно сели, только в последнем ряду по-прежнему стояли мать и Груня. Они не ожидали, что за хранение оружия могут дать три недели трудповинности. Да еще с такой внезапной концовкой:

— Взять под стражу!..

В комнате с окном, забранным решеткой, пахло карболовкой. Едва Лешу водворили в одиночную камеру, как снова отворилась железная дверь. Вошел Сеня. Он спешил.

— Друг-приятель, — зашептал чекист, вручая пакет с едой, — в лагере ты никому не открывайся. Кроме доктора-врача…

Он нарисовал словесный портрет врача и кивнул на оконную решетку:

— На фабрике «поджог без поджога». Чуешь? — И, не дожидаясь ответа, Сеня пожал агенту руку. — За мать не волнуйся…

— Постой! Тут в зале… подозрительный тип…

Чекист выслушал, одобрительно мотнул чубом и, вскинув ладонь, скрылся за дверью.

Алеша остался один с противоречивым чувством: ответственное задание его радовало и в то же время ему стало тоскливо и немного страшно…

«ГОРОХОВАЯ РЕСПУБЛИКА»