Она безуспешно попыталась снизить пульс.
Успокойся, успокойся. Делай все по порядку.
Что самое важное? Что важнее всего именно сейчас?
Что они меня не преследуют. Но
Она обернулась, но никакого БМВ не увидела.
Что потом? Еще?
Только через несколько секунд она поняла: «Марина! Я должна связаться с Мариной.
И туфли. Я же босиком. Наверняка поэтому педали такие тугие. Странно, что мне не холодно…»
Она набрала в навигаторе адрес Марины в Аспуддене.
Это где-то неподалеку.
Только она развернулась на поворотной площадке перед автобусным парком, как ей стал сигналить автобус-гармошка.
Сначала надо позвонить Марине.
Но как?
И тут она увидела, что на полу машины лежит розовый мобильный телефон. Она остановилась, чтобы его поднять.
— Разблокируй, — было написано на дисплее. Проклятие.
Затем она посмотрела более внимательно и провела пальцем по стрелке.
Телефон был без кода.
Она быстро набрала Маринин номер и снова поехала. Пока ей сигналили, она прокрутила в голове сценарий — она едет в полицию, полиция сажает ее в СИЗО на Кунгсхольмене, и пока она сидит в СИЗО, Миранда с телохранителем находят Марину, отбирают шкатулку, затем засаживают ей пулю в лоб и…
Нет, нет…
— Это Марина, — отозвалась подруга.
В это время Ида вела «вольво» по туннелям Южной автострады, ведущей в сторону Хегерстена и Аспуддена.
— Дело вот в чем, — начала Ида и в общих чертах как можно более четко рассказала о том, что произошло с тех пор, как они накануне вечером расстались у Ратуши. Похоже, Марина серьезно слушала ее всю дорогу.
— Ты должна мне поверить, — сказала Ида. — Ты ведь мне веришь?
— Да, — ответила Марина, которая, похоже, задумалась. — Ты понимаешь, что все это означает? Ты должна уехать из Стокгольма. Немедленно.
— Это почему?
— Ты сама это понимаешь.
Ида задумалась. Подъезжая к указателю, где было написано «Мидсоммаркрансен — Аспудден», она поняла, что Марина права.
— Я соберу тебе две сумки, с одеждой и другими вещами, которые тебе могут понадобиться, — сказала Марина. — Ты можешь подождать на улице, в машине. Увидимся через несколько минут.
— Ты думаешь, я сошла с ума? — спросила Ида в конце разговора. Она почувствовала, как у нее сдавило низ груди.
— Ида, я твоя лучшая подруга, — ответила Марина.
Когда Ида окончила разговор, у нее по щекам опять потекли слезы, и в то же время она испытывала злость, шок, вину и страх.
Обычно телефон дома у Нобелевского лауреата разрывается. Вчера ты никому не известный ученый, а сегодня твое имя у всех на устах. Но дома у Анатолия Лобова стоит мертвая тишина. Тихое дребезжание фарфоровых чашек. За окном проезжает троллейбус в сторону центра Москвы. Никаких секретарей, никаких помощников из университетской бюрократии.
Мы сидим в гостиной в его служебной квартире на улице Бардина, в двух шагах от известного института Лебедева. О Нобелевской премии он узнал только вечером, когда смотрел новости по телевизору. Королевской академии наук не удалось связаться с ним днем.
— Нет, с телефоном я покончил еще в 1972. Его все равно прослушивал КГБ. К тому же чаще всего я предпочитаю не говорить, если в том нет нужды. Понимаете, если я хочу кому-то что-то сказать, я пишу письмо. И дверь моего кабинета всегда закрыта.