Тайна cредневековых текстов. Библиотека Дон Кихота

Часть I

Никогда не спрашивай, как пройти, у того, кто знает дорогу, ибо ты лишаешь себя возможности затеряться.

Рави Наман де Браслав

– Смотри! Смотри! Быстрей! Сюда!

– Ага! Здорово!

– Эх, пролетели. Ты всего не видел!

– А смотри, отсюда какой вид!

– Потрясающе!

– И заметь – ни души!

– Как во сне.

– Глазам своим не верю. Разве такое бывает?

Автобус летел по направлению к Сьерра-Неваде. И благословенная земля мавров устроила беззастенчивый стриптиз, демонстрируя в оконном стекле всю свою неприкрытую красоту. Красоту и энергию, подобную сильному сексуальному влечению. Туристы прильнули к стеклу, как к глазку ярмарочного аттракциона под названием peepshow: какое еще покрывало сбросит пышнотелая красавица? Горы, долины – бесподобная Андалусия бесстыдно и нагло все раздевалась и раздевалась, не желая щадить тех, кто подглядывал сейчас за нею через толстое оконное стекло туристического автобуса. Кондиционер гнал приятную прохладу морского бриза, и жара, казалось, только еще пуще злилась от этого. В припадке бешенства в час сиесты она загнала все живое в тень.

Neoplan несся по раскаленному асфальту, и колеса исчезли, расплылись в мареве, исходящем от шоссе. Тяжелая груда металла не ехала, а плыла на воздушной подушке. И все это напоминало волшебство, чудо, сцену из рыцарского романа. Так, наверное, волшебник Фрестон, выкравший библиотеку Дон Кихота, удирал на облаке от своего опасного преследователя.

Для полноты картины не хватало лишь ветряных мельниц. И они появились. Ветряки выросли словно грибы после дождя. Выросли в таком количестве, что, казалось, в этом бурном росте нашла свое отражение беззлобная ирония неведомого арабского автора. Высокие конструкции на длинной, похожей на ногу цапли, опоре весело вращали большими лопастями, напоминающими пропеллер самолета. Казалось, что целая колония механических птиц разом опустилась на землю и заполнила собой все до горизонта.

– Это ветряки, – пояснила экскурсовод. – Так здесь добывают электричество. Тут постоянно дуют ветра – всем от этого одна сплошная польза.

И сеньору Кихано тоже? – не выдержал и поинтересовался московский профессор лет пятидесяти, который сумел-таки выбраться на родину Сервантеса.

Простите, кто? – переспросила экскурсовод.

Понятно, – буркнул интеллектуал, случайно затесавшийся в эту толпу обеспеченных русских туристов.

Шутка, что называется, не прошла, и все продолжили тупо смотреть на разворачивающийся лунный пейзаж за окном. Шок от увиденного стал проходить.

Херня какая-то эта Испания, – громко шепнул на ухо своей соседке крупный мужчина с лицом деревянной фигуры, вырезанной одним ударом топора студентами-стройотрядовцами для детской площадки. – То ли дело на Тайване. Там хоть крокодиловые фермы показывали. Крокодила ели… Вкусно…

От ветряков по салону автобуса заходили тени, словно где-то, совсем рядом, пролетела стая птиц, удивляясь попутно тому, как этот неуклюжий земной механизм смог залететь так высоко…

Да что вы говорите? Крокодила, настоящего крокодила ели?

Ага.

Ну и как он на вкус?

Кто?

Да крокодил?

Ничего. Мягкий.

И тут профессор, немало раздраженный болтовней гурмана, увидел наконец то, что давно уже должно было произойти.

Вдали на холме появилась парочка. Это были всадник с копьем на непомерно тощей кляче и толстяк верхом на осле.

Профессор оглянулся, чтобы привлечь хоть чье-то внимание, и совершил роковую ошибку. Он встретился взглядом с верзилой, который сожрал где-то на Тайване бедную рептилию. В ответ ветряки заработали с удвоенной энергией, словно стараясь сдуть случайно соткавшееся из раскаленного воздуха видение.

Парочка исчезла. Исчезла, как казалось тогда, навсегда.

Профессор тер глаза. Ветряки вращали лопастями. Neoplan летел по дороге. Здоровяк вдавался в подробности о том, каков он, аллигатор, на вкус и как его готовить следует. Соседка записывала рецепт. Все только начиналось…

Из записок путешественника XIX века

Торопливое воображение рисует Испанию краем южной неги, столь же пышно прелестным, как роскошная Италия. На самом деле таковы лишь некоторые прибрежные провинции; по большей же части это суровая и унылая страна горных кряжей и бескрайних степей, безлесная и безлюдная, первозданной дикостью своей сродни Африке. Пустынное безмолвие тем глуше, что раз нет рощ и перелесков, то нет и певчих птиц. Только стервятник и орел кружат над утесами и парят над равниной да робкие стайки дроф расхаживают в жесткой траве; мириад пташек, оживляющих ландшафты других стран, в Испании не видать и не слыхать, разве что кое-где в садах и кущах окрест людских селений.