— Мой сын Олег и кандидат геологических наук Татьяна Лебедева, — отрекомендовал Балашов-старший. — Олег был со мной в батисфере, когда мы нашли ракету. Работает в области биологии… А наша Таня вчера потрясла меня. Представьте себе: увидела образцы и через каких-то пять минут определила время падения ракеты, — рассыпался в похвалах ученый.
— Замечательно, искренне рад за вас обоих. Поэтому приступим к работе! Покажите, что вы знаете! Олег, взгляни на поверхность ракеты. Что видишь? — приветливо проговорил профессор и, взяв Олега за руку, подвел к стабилизаторам.
Биолог не ожидал такого приема. Он думал, что придется лишь издали наблюдать за работой ученых, и потому теперь чрезвычайно охотно и внимательно осматривал и поглаживал стабилизатор.
Отец не спеша подходил к головной части ракеты, а Таня заняла место в центре колосса.
— Блестит, как стекло, но поверхность не такая уж гладкая. Я чувствую неравномерную волнистость, которая увеличивается в направлении к краям стабилизатора.
— Правильно, Олег. Посмотрим внимательнее, — предложил Кропоткин и передвинул один из прожекторов к стабилизатору.
— Примерно половина поверхности ракеты абсолютно гладкая, — сообщила Таня, возвращаясь к хвостовой части ракеты.
В это время в зал вошли другие члены комиссии. Они поздоровались и окружили Кропоткина и Балашова. Олег вынул из кармана мощную лупу и при резком свете рефлектора начал рассматривать на стабилизаторе стекловидный слой. Затем, оживившись, передал лупу Тане.
— Константин Николаевич, поверхность прозрачная. Сквозь лупу можно увидеть тончайшие мозаичные линии, — сообщила Таня.
Академики Балашов и Кропоткин взяли лупы.
— Друзья, наша коллега права. Линии похожи на трещинки в стекле. Невооруженным глазом их нельзя увидеть, потому что металлическая поверхность ракеты — серебристая, точнее серебристо-белая, и при резком свете поглощает мозаичный рисунок. Пусть каждый изучает ограниченную площадь. Мы должны найти контуры входного люка. Олег и Таня нам помогают. У молодежи острее зрение, — улыбаясь, академик взглянул на молодых работников.
Все сразу придвинули к ракете прожекторы, и глаза присутствующих впились в поверхность, которую стали исследовать сантиметр за сантиметром.
Олег и Таня остались у хвостовой части ракеты. Ободренные доверием председателя комиссии, они старались не пропустить даже малейшего пятнышка под стекловидным слоем.
В зал вошел директор верфи с несколькими мастерами и монтерами. Академик Кропоткин кивком головы приветствовал их.
Балашов-старший заметил на головной части ракеты темную линию. Взяв авторучку, он хотел было отметить эту линию, однако на гладкой поверхности писать не смог.
— Константин Николаевич, я нашел первые следы. Надо каждому члену комиссии дать мел, чтобы обозначать найденные контуры.
Директор верфи сразу же велел принести ящик мела.
Постепенно всем удалось найти явные и скрытые признаки желобков. Меловых отметок на поверхности ракеты становилось все больше, вскоре они уже соединялись в компактные схемы. Механики при необходимости перемещали источники света.
За час закончили обследование всей поверхности.
Таня и Олег нашли симметрично расположенные квадраты, похожие на ожерелье, надетое на корпус ракеты вблизи стабилизаторов.
Академик Кропоткин первый спустился вниз и пригласил других сотрудников осмотреть получившиеся меловые контуры с дальнего расстояния. Олег в мощном свете рефлекторов сфотографировал несколько таких контуров.
— Константин Николаевич, позвольте пойти и проявить пленку, чтобы вы сравнили схемы обеих сторон ракеты, — вызвался он.
— Прекрасно, — похвалил Олега отец.
Директор верфи взял телефонную трубку и дал указания фотолаборатории верфи.
— Товарищ директор, не могли бы мы получить тонкий шлифовальный брусок? Нам надо немного сточить стекловидный слой над предполагаемым входным люком ракеты, а образовавшийся порошок подвергнуть анализу, — обратился Кропоткин к директору.
— Михаил, сделайте, пожалуйста, что надо, — приказал директор главному мастеру.
— А теперь, друзья, прежде чем делать что-то дальше, обменяемся своими соображениями. Признаюсь, меня очень интересует стекловидный слой на ракете! — сказал председатель комиссии.
Директор Института химии академик Иван Павлович Бердичев первый взял слово.