Таймыр - край мой северный

Здесь, на стоянке, 3 декабря нас захватила жестокая пурга, пришедшая с юго-запада. Ничто ее не предвещало. Было пасмурно, небольшой мороз около 20 градусов, атмосферное давление слегка повышалось. Ветер налетел около полуночи совершенно неожиданно. Затрясся чум, загудел его брезентовый чехол. Однако чум не опрокинулся, так как был поставлен по правилам здешних мест — вдоль снеговых заструг, означающих направление господствующих ветров. Пурга бушевала трое суток, и мы отсиживались в чуме, не зная, что делается у пастухов, хотя до них было не более 100 метров. Попасть туда было совершенно невозможно. Из-за снежного вихря их стоянку не видно, а ветер валил с ног. Думаю, что скорость его приближалась к 40 метрам в секунду. Даже наши нарты в трех-четырех метрах от чума были еле видны, и, чтобы достать оттуда продовольствие и керосин, приходилось к ним ползти.

Наконец пурга кончилась. Надо искать оленей. В сильную пургу олени сбиваются в кучу, головами против ветра, наиболее крупные и сильные впереди, помельче — сзади. Так и стоят, наклонясь лбами и медленно продвигаясь при новых порывах ветра ему навстречу. Кто лег или повернулся по ветру, тот погиб. Снежная пыль забьется под шерсть и заморозит. Обычно на стоянках пару-другую оленей держат у чумов на длинной привязи, чтобы они могли кормиться и не убегали. Искать поехали Афанасий с Костей и к вечеру пригнали все стадо без потерь. Ушло оно в сторону Норильска, километров за 15.

После пурги небо прояснилось, ударил мороз до 35 — 40 градусов. Ветра нет, работать можно. Через два дня пришли к истоку Пясины. Здесь река перегорожена высокой валунно-галечной грядой, которая и создала подпор реки, образовав озеро. Его фарватер представляет русло той же реки Норильской, вытекающей из озера уже под названием Пясина. На выходе из озера — каменистый перекат. Он еще не замерз и, по утверждению пастухов, не замерзнет всю зиму. Здесь устроили стоянку для определения астрономического пункта.

Недалеко от нас стойбище нганасан. Эта народность в те времена сохраняла свою самобытность: обычаи, особый покрой и фасон одежды, обуви. Нганасаны — исконные оленеводы, извечно кочующие по безбрежным просторам тундры, от границы лесов до побережья.

Узнав о нашей стоянке, пришли и гости. Угощаем их чаем, сушками, сухарями, всем, что есть. Чайник кипит без перерыва. Чаю они могут выпить очень много. Интересуются теодолитом, смотрят в трубу, слушают бой хронометра. Был здесь Василий Горнок, про которого говорили, что он знает Пясинское побережье. Я подробно его расспрашиваю о характере устья реки Пясины. Он уверяет, что оно мелкое. "Дикий бежит вода глаз мера, все бежит". Русскую речь он понимает хорошо, говорит своеобразно, но понять можно все. Я его спросил, когда лед в море уходит из устья Пясины. Он ответил так: "Гусь щенок вода место упал, лед не живет", то есть, когда гусята выведутся и спустятся на воду, тогда уходит и лед. Это, стало быть, что-нибудь в конце июля — начале августа.

Хотя его сообщение о мелководье устья Пясины и было для меня сомнительным, я все же с ним договорился, чтобы он ждал нас на левом берегу реки, у моря, до начала лёта молодых гусей. Если не сможем на лодке пройти в устье, вернемся с ним на оленях обратно.

Дальнейшая работа по правому, восточному, берегу озера прошла без задержек. В Норильск вернулись в самом конце декабря, где нас и ждать перестали. У приезжавших в гости спрашивали, видели ли они аргиш Урванцева и скоро ли он вернется. А те отвечали: "Век не вернется. Все звезда чтет, один, два, три, когда все перечтет". Они видели, как во время астрономических наблюдений я вел счет секундам хронометра.

Отдохнули, помылись с особым удовольствием. Баня топится "по-черному", каменка отменная, пару и жару хоть отбавляй. Лед навезли с ближайшего озера, да и снегу рядом с баней — сугробы. Каждый греет себе воду сам, а топим коллективно.

В маршрут по озерам решили отправиться в феврале, когда дни станут длиннее и появится солнце. А до этого я съездил в Дудинку, чтобы подобрать лодку грузоподъемностью тонны на полторы и доставить ее зимним путем к истоку Пясины из озера.

Налегке, с четырьмя оленями в упряжке при хорошей погоде весь путь до Дудинки можно сделать за пять-шесть часов. Но ездить так далеко одному не рекомендуется. В пути может случиться всякое. Однажды я поехал один в Часовню. Тут всего 15 километров, не более. Дорога хорошо накатана, идет через озера и болота, с бугра на бугор. Крутые спуски, повороты и подъемы непрерывно сменяют друг друга. Лес довольно редкий. Олени мчат быстро. И вот на одном из склонов санки резко занесло, с силой ударило о пень, и они разлетелись вдребезги. Сломались копылья, лопнули вязки. Обычно у каждого ездока при себе есть топор, запасные ремни, куски дерева, нож. Но здесь и чинить-то нечего. Нужно сказать, что ездовые санки — сооружение очень прочное. На первый взгляд такие санки кажутся весьма зыбкими, все в них шевелится, но в этом их сила. На буграх и застругах они пружинят, изгибаются, не ломаясь.