Таймлесс. Рубиновая книга

Когда граф посмотрел на меня, лицо его осветила улыбка. Я машинально пыталась отыскать в нём общие черты с Гидеоном или Фальком де Виллерами. Но их, казалось, не было вовсе. Глаза графа были очень тёмными, а в его взгляде сквозило нечто пронизывающее, что невольно заставило меня снова подумать о маминых словах.

Подумать! Вот думать как раз и не надо. Но чем-то же должен был заняться мой мозг. Поэтому я начала в уме петь гимн «Боже, храни королеву».

Граф перешёл на французский. Я поняла это не сразу (я ведь ещё и старательно пела в мыслях национальный гимн), но с некоторой задержкой и пробелами я перевела его слова так: «А ты, милое создание, значит… э-э-э… прекрасной… э-э-э…. Жанны д’Юрфэ, хотя я слышал, что у тебя рыжие волосы».

М-да, слова — это фундамент любого иностранного языка, так всегда говорит наш учитель французского. Кто такая Жанна д’Юрфэ, я тоже не знала, поэтому собрать всё предложение воедино было довольно сложно.

— Она не говорит по-французски, — сказал Гидеон. Тоже по-французски. — И она не та девочка, которую вы ожидали увидеть.

— Как это возможно? — граф покачал головой. — Это всё совершенно… э-э-э…

— К сожалению, не та девочка прошла подготовку к…. э-э-э…

Да уж, к сожалению.

— Ошибка? Мне казалось, ошибка полностью исключена.

— Это Гвендолин Шеферд, кузина Шарлотты Монтроуз, о которой я рассказывал вам в прошлый раз.

— Значит, она тоже внучка лорда Монтроуза, последнего… э-э-э… И при этом кузина…. э-э-э… — граф рассматривал меня своими тёмными глазами. В мыслях я снова запела: «Дай ей ратных побед, счастья и славы…»

— Это… э-э-э… просто не укладывается в голове.

— Наши учёные говорят, что это возможно, генетические… э-э-э… над…

Граф поднял руку, чтобы остановить Гидеона.

— Знаю, знаю. По законам науки это представляется возможным. Но у меня, тем не менее, нехорошее предчувствие.

Тут ему не легче, чем мне.

— Значит, по-французски не говорите? — спросил он, на этот раз по-немецки. Немецкий шёл у меня немного лучше (твёрдая четвёрка несколько лет подряд), но здесь тоже обнаружились пробелы.

— Почему она так плохо подготовлена?

— Она вообще не подготовлена, маркиз. Она не владеет иностранными языками, — на этот раз Гидеон говорил по-немецки. — В другом отношении она тоже совершенно… э-э-э… Шарлотта и Гвендолин родились в один день. Но ошибочно считали, что она родилась на один день позже.

— Но как можно было упустить это из виду? — наконец я поняла всё предложение до последнего слова. Они снова перешли на английский. Граф говорил по-английски совершенно чисто, без акцента.

— Почему у меня закралось подозрение, что хранители в вашем времени несерьёзно подходят к поставленным задачам?

— Мне кажется, ответ содержит вот это письмо, — Гидеон вытащил запечатанный конверт из внутреннего кармана своего сюртука и передал его графу.

Меня сверлил его изучающий взгляд.

… Расстрой их подлые уловки, на Тебя возлагаем нашу надежду, Боже, храни всех нас…

Улучив момент, я переключилась на двух других мужчин. Кажется, у лорда Бромптона пробелов было ещё больше (его рот над вторым и третьим подбородком немного приоткрылся, вид у него был глуповатый). А другой мужчина, господин Ракоци, сосредоточено изучал свои ногти на руках.

Он был совсем молодым, на вид около тридцати лет, у него были тёмные волосы и худое вытянутое лицо. Он мог бы выглядеть совсем даже неплохо, но его рот перекосила дикая гримаса, как будто он попробовал на вкус что-нибудь противное. У его кожи был болезненный бледноватый оттенок.

Я принялась гадать, не нанёс ли он на лицо светло-серую пудру. Но вдруг он поднял голову и посмотрел мне прямо в глаза. Они были глубокого агатово-чёрного цвета, я не могла понять, где заканчивается радужка и начинается зрачок. Вид у этих глаз был странный, мертвенно-неподвижный, но я не могла сказать, почему. Машинально я снова запела про себя «Боже, храни Королеву». В это время граф разломил сургучную печать и развернул письмо. Со вздохом он начал читать. Время от времени он поднимал голову и поглядывал на меня. Я не двигалась с места.

…Твои избранные дары благоволи излить на неё…

О чём говорилось в этом письме? Кто его написал? Лорда Бромптона и Ракоци, похоже, не меньше моего интересовали ответы на эти вопросы.

Лорд Бромптон вытянул свою толстую шею, чтобы хоть мельком увидеть написанное, в то время как Ракоци больше сосредоточился на выражении лица графа. Вероятно, этот мерзкий изгиб губ у него врождённый.

Когда Ракоци опять повернулся ко мне лицом, все волосинки на моих руках встали дыбом. Глаза его выглядели как две чёрные дыры, но теперь я поняла, почему: в них не теплилось ни малейшей искорки, даже слабого отблеска, который придаёт глазам живой вид. Это было не просто странно, это скорее походило на кадр из фильма ужасов. Я была рада, что между мной и этими глазами сохранялось по меньшей мере метров пять.