Таймлесс. Рубиновая книга

Она и тётя Гленда считали, что я просто выдумала и Джеймса, и других духов, чтобы казаться значительней. Я уже жалела, что разболтала родственникам про привидений. Но когда я была совсем маленькой, то уж никак не могла смолчать. Особенно если железные фигурки, украшавшие водосточную трубу, подтягивались на крышу и строили мне оттуда рожи. Те ребята были, по крайней мере, весёлыми. А иногда вот встречались и мрачные создания, которых я, откровенно говоря, побаивалась. Прошло года два, прежде чем я поняла, что привидения не опасны для людей. Единственное, что они могли сделать, так это нагнать страху. Джеймс, конечно, такого не вытворял. Он был совершенно безобидным.

— Лесли думает — хорошо, что Джеймс умер молодым. С такой фамилией как у него — Пимпелботтом — жену он себе в жизни бы не нашёл. Ну кому захочется зваться Пимпелем? — Шарлотта нервно заёрзала. — Но выглядит он совсем неплохо, — продолжала я. — К тому же, если верить его словам, Джеймс страшно богат. Только некоторые привычки у него были немножко немужественные — постоянно прикрывал нос напрысканным духами платочком, расшитым по последней моде.

— Как жаль, что никто кроме тебя не может им восхищаться, — сказала Шарлотта.

Да я и сама так думала.

— Ну и глупо же ты поступаешь, если рассказываешь про свои странные способности каждому встречному, — продолжала Шарлотта. Это был один из её типичных ударов ниже пояса. Он был рассчитан на то, чтобы задеть меня. И задел.

— Нет во мне ничего странного!

— Нет, есть!

— О себе подумай, ты — носитель гена!

— Я хоть не болтаю об этом где попало, — сказала Шарлотта. — А ты у нас наоборот, как чокнутая бабушка Мэдди. Она даже молочнику любит порассказать о своих видениях.

— Ты подлая, подлая!

— А ты наивная!

Препираясь, мы бежали по вестибюлю мимо застеклённой кабинки нашего вахтёра, прочь со школьного двора. Дул сильный ветер, небо хмурилось так, будто вот-вот брызнет дождь. Я уже жалела, что мы не забрали вещи из-под парт. Пальтишко бы сейчас вовсе не помешало.

— Прости за это сравнение с бабушкой Мэдди, — сказала Шарлотта немного сдавленным голосом. — Волнуюсь немного.

Я была поражена. Она никогда раньше не извинялась.

— Понимаю, — быстро проговорила я, давая понять, что извинение принято. На самом деле, о понимании между нами не могло быть и речи. Я бы на её месте тряслась со страху. Сейчас я тоже волновалась, но не очень сильно — как, например, перед походом к стоматологу.

— Да и вообще, мне бабушка Мэдди нравится, — это была чистая правда. Бабуля Мэдди была порой чересчур болтливой, могла по четыре раза повторять одно и то же. Но мне такие странности были куда милее, чем дурацкая таинственность всех остальных. А ещё бабушка Мэдди всегда угощала нас леденцами. Лимонными. Но что Шарлотте до каких-то там леденцов! Мы перешли дорогу и побежали дальше.

— Ну не пялься ты так! Заметишь же, когда я исчезну. Тогда накорябаешь свой дурацкий крест мелом на бордюре и побежишь себе дальше домой. Но сегодня этого не случится, точно тебе говорю.

— Ты этого знать не можешь. Любопытно тебе, наверное, где ты окажешься? То есть, когда?

— Конечно, — сказала Шарлотта.

— Надеюсь, не в центре Великого Пожара 1664 года.

— Великий Лондонский пожар был в 1666, — сказала Шарлотта. — Ну как можно не запомнить такую лёгкую дату! Кроме того, эта часть города тогда была не очень-то застроена, следовательно, не могла и сгореть.

Я уже говорила, что Шарлотту ещё называли занудой и спойлером? Но я держалась спокойно. Это было, конечно, жестоко, но мне хотелось хоть на пару секунд стереть с её лица эту дурацкую улыбочку.

— Сдаётся мне, наша школьная форма отлично горит, — заметила я вскользь.

— Я знаю, что делать, — сказала Шарлотта, так и не улыбнувшись.

Я не могла не восхититься её хладнокровием. Уже от одной мысли о том, что скоро я могу очутиться где-то в прошлом, мне бы стало жутко. Всё равно в каком времени — в прошлом всегда кошмар творился. Всё время войны, чума, оспа, а скажешь что-то не то — сразу обзовут ведьмой и сожгут. Вместо туалетов — дырки, блохи у всех подряд, а по утрам каждый плюхал содержимое ночного горшка из окна прямо на улицу. И не важно, шёл там внизу кто или нет.

Шарлотту всю жизнь учили, как не растеряться в прошлом. У неё никогда не хватало времени на игры, подружек, походы по магазинам или на мальчишек. Вместо этого она занималась танцами, фехтованием и конным спортом, иностранными языками и историей. Начиная с прошлого года она стала, вдобавок ко всему, каждую среду после уроков уезжать с леди Аристой и тётей Глендой неизвестно куда. Возвращались они только поздно вечером. Мои родственники называли это «занятия по тайноведению». Нас никто в известность не ставил, какой там мистике обучали Шарлотту, даже она сама ничего не рассказывала.

Когда Шарлотта только научилась говорить, то наверное, первой её фразой было: «Это секрет!» А сразу за ней: «Это вас не касается». Лесли говорит, в нашей семье больше тайн, чем у секретных служб США и Великобритании, вместе взятых. Вполне возможно, что она права.