Бежала она, как полагается, без оглядки, а потому не видела, как снаружи, от каменной ограды, отделилась и прокралась к воротам чья-то зловещая тень.
Растопыренный, корявый дуб-старожил в заскорузлой одежде-коре выглядел ничуть не менее зловещим, однако Таймири он показался настоящей крепостью.
— Надеюсь, дерево не трухлявое, — пробормотала она. — Надеюсь, не развалится. С чего бы ему вдруг развалиться? Раз столько лет стояло, значит, и еще постоит.
Остаток ночи она не сомкнула глаз, прислонившись к своему спасительному «щиту». А под утро, когда небо на горизонте из черного сделалось розоватым, послышались чьи-то шаги. Недолго думая, Таймири протиснулась в дупло, которое приметила сразу, едва забрезжил рассвет. Дупло было узкое, высотою с человеческий рост и начиналось у самой земли. Как будто специально вырезали.
Есть укрытия, в которых никто не живет. Они пустуют годами и внимания особо не привлекают. Но данное укрытие к их числу не принадлежало. Не пробыв в дупле и минуты, Таймири стремглав выскочила наружу, где лицом к лицу столкнулась с оторопевшей Минорис.
— Ты что здесь забыла? — хором воскликнули они, исподлобья уставившись друг на друга.
— Да вот, маялась от безделья. Решила за тобой последить, — с деланной непринужденностью ответила Минорис. На самом деле она простояла у ворот почти всю ночь, упрашивая привратницу отпереть засов. Умасливала, как могла. Но Ниойтэ была неумолима. Сначала она заявила, что предписания существуют вовсе не затем, чтобы их нарушать. Потом поинтересовалась, зачем Минорис понадобилось в пустошь. Смилостивилась лишь, когда стало светать. — А ты почему такая нервная? Кого-то испугалась?
— Ага, испугалась. Попробуй тут не испугайся! — раздраженно отозвалась та. — Там, в дупле, сидел какой-то тип. Жутко недовольный. Я ему, кажется, ногу отдавила.
— Этот тип, к вашему сведению, не сидел, а лежал. И видел замечательный сон, конец которого вы мне сами сочините, поскольку я его недосмотрел, — придирчиво отозвался обитатель дупла. Он выбрался на свет и выглядел слегка помятым. Однако, несмотря на свою помятость, мог бы вполне занять первое место на состязаниях по разбиванию сердец. Совсем еще юноша, в голубых одеждах до самой земли, перевязанных на поясе широкой лентой, он был само совершенство, и Минорис не придумала ничего лучше, чем выпучиться на него с идиотской улыбочкой.
— Ну, простите! Не хотела я! — в тон ему ответила Таймири. — Но сочинять для вас я ничего не…
— Тише вы! Умолкните! Такое утро испортили! — Юноша выудил из складок одежды полую трубку цвета хаки и подул в нее изо всех сил.
Таймири скривилась, а Минорис от неожиданности даже отскочила в сторону. Очарование вмиг куда-то делось.
— Проверяю, все ли ноты в порядке, — пояснил юноша. — А то вдруг древесина отсырела.
— И вы играете на этой кошмарной дудке каждое утро? — ужаснулась Таймири. — Тогда неудивительно, что вас сослали в пустошь.
— По-моему, я уже рекомендовал вам помолчать, — капризно заметил музыкант. — К тому же, никто меня не ссылал. Я сам…
— Сослался, — подсказала Минорис.
— И не такая уж она кошмарная, моя свирель, — продолжал он, вертя трубочку в руках. — Сами сейчас убедитесь. Звучит просто божественно. Или меня зовут не Эльтер!
И Эльтер заиграл, прикрыв от удовольствия левый глаз. Правый он немного прищурил, потому что с первыми нотами удивительного ноктюрна солнце вспыхнуло огнём, и равнину залил яркий свет. Следующие ноты вызвали к жизни бабочек и жаворонков, а в воздухе разлилось такое благоухание полевых цветов, что у Таймири закружилась голова.
«Если он не брат Вестницы Весны, то определенно какой-нибудь дальний родственник», — подумалось ей. Под ногами уже вовсю пестрел ковер разнотравья: качали головками усталые колокольчики, умилённо глядели в небо васильки, пустились в рост одуванчики и клевер.
Эльтер не останавливался и играл теперь, закрыв оба глаза. Причем играл столь самозабвенно, что хочешь — не хочешь, а всё вокруг оживёт. С каждым тактом, с каждой репризой луг цвел пуще прежнего, а на заключительных нотах на пригорок спикировал коршун и утащил в когтистых лапах землеройку.
Таймири и Минорис пребывали в полном восторге. Однако стоило Эльтеру отнять губы от свирели, как представление тотчас закончилось. Равнина очистилась знойным дыханием ветра, вновь став безликой и серой.
— Вы волшебник! — захлопала в ладоши Минорис.
— Только если чуть-чуть, — склонил голову юноша. — Но, вообще говоря, это плод многолетних трудов, которые по вашей вине чуть не пошли насмарку, — добавил он, укоризненно взглянув на Таймири. — Мне нельзя было встречаться ни с кем из смертных.
— Как будто бы вы бессмертны! — отпарировала та.
— Молчание продлевает жизнь, а у меня, по твоей милости, сегодня из жизни выпала целая неделя. Вон сколько я уже наговорил! И, что самое печальное, я не могу остановиться.
— Так, выходит, виновата я?! — вспылила Таймири. — А вы лишь несчастная жертва? Знаете, с таким отношением вы точно сойдете в могилу раньше срока.