Стащил же блокнот не кто иной, как Зюм. Когда волнение на реке поулеглось, он, проказник, улучил момент, чтобы проникнуть в неубранную каюту. Впрочем, не совсем так.
Зюм довольно скоро полюбился всей команде. Он без опаски бегал по палубе, выпрашивая у матросов еду. И вот один любитель пива как-то попытался угостить его брагой. Но из кружки так благоухало, что Зюм дал деру, едва почуял запах. И очутился у прикрытой двери в рубку.
С тех самых пор яхта плыла, как ей вздумается, а команда даже не пыталась что-либо предпринять. Кэйтайрон бушевал неимоверно. Он с остервенением разбрасывал вещи по каюте, и некоторые даже вылетали через иллюминатор. Со злости капитан невзначай вышвырнул свой ботинок, и тот угодил точно в макушку Синре, который только-только оправился от лихорадки. Синре после этого, ясное дело, опять слег.
Кэйтайрон шарил под койкой, в сотый раз осматривал углы, но блокнот всё не находился.
— Проклятье! Тысяча дохлых китов! — ревел капитан. Сторонний наблюдатель мог бы предположить, что он занялся наконец-таки уборкой…
Тем часом Зюм перебрался в привязанный к яхте плайвер и принялся с усердием грызть блокнот, потому как у него сильно резались зубки. Блокнот превращался в клочья бумаги, бумагу раздувало ветром, и один здоровенный клок налип капитану на лоб в самый неподходящий момент. Матросы зашлись дружным хохотом, а кто-то до того разошелся, что опрокинул кружку с пивом.
Рывком отодрав от физиономии влажный продырявленный листок, Кэйтайрон уставился на него, как на призрак из потустороннего мира. А потом издал такой вопль, что можно было подумать, будто тысяча помянутых китов свалилась ему на голову.
— Ну, и штормило же недавно! — сказала Минорис, присаживаясь на шезлонг.
— Э-э, да тебе просто настоящих штормов видеть не доводилось! — отозвался Остер Кинн, который добросовестно нес на палубе вахту. — Морских. Речные, по сравнению с ними, детский лепет! А мы, кстати, миновали первый водопад. Оттого тут всё и бурлило.
— Водопад? Первый? — озадаченно переспросила Минорис.
— Второй куда страшнее, уверяю тебя, — осклабился тот.
Они плыли вдоль голубой отвесной скалы. Ни дать ни взять, застывшее цунами. А внутри — чего только нет! И звездочки, и бусинки, и какие-то причудливые цепочки. А то, как пустые глазницы, появятся вдруг на гладкой поверхности черные провалы.
— У второго водопада мы должны пришвартоваться к берегу, — сказал Остер Кинн, и в его глазах заиграли азартные огоньки. — Не знаю, что на уме у нашего безбородого капитана, но приключений точно не избежать!
Минорис поежилась. Ее порядком утомили приключения. Сперва пустыня, потом суматошный город, а теперь вот яхта, капитан которой явно мечтает поиздеваться над пассажирами. В голове вился рой тревожных и путаных мыслей. А ведь она, сама того не ведая, поступила в ученики к мудрейшему из философов! Вот у кого следовало искать поддержки.
Минорис полюбила слушать Диоксида, свесившись через перила на корме. Она глядела на речную зыбь, а философ в это время рассуждал о вечности, или об одиночестве, или о смысле бытия. Плавный поток его речей проникал в светлую головку Минорис, принося ей невыразимое утешение. Диоксид умел лечить словом.
— Что гнетет тебя? — спросил он однажды. — Я не помню и дня, чтобы ты не вздыхала.
— Это всё оттого, что я бросила свою семью, — объяснила Минорис. — Хоть Мэра мне на самом деле и не мать, я очень по ней скучаю. И по своим сводным сестрам. Они, наверное, считают меня последней негодяйкой.
Диоксид отставил трость и присел рядом, на краешек палубы. Кости у него так и хрустнули.
— Эх, никак не привыкну, — поморщился он. — Тяжко быть стариком.
Минорис покосилась в его сторону, однако ничего не сказала.
— А сама ты как думаешь? Хорошо поступила или нет? — спросил Диоксид. Но та лишь пожала плечами.
— Чтобы по чужой указке жить да на чужие мнения оглядываться, много ума не надо, — усмехнулся он. — А тебе, как я понял, оглядываться приходилось постоянно.
— Частенько, — кивнула Минорис. — Задумаю сделать по-своему — Мэра ворчит, а сестры… Они и без того меня задирали. Но, знаете, я чувствую вину.
— Да ни в чем ты не виновата, — махнул рукой Диоксид. — Это я тебе как мудрец из мудрецов заявляю!
Оба они рассмеялись.
— Ну что, полегчало?
— Полегчало, — заулыбалась Минорис.
— Уверен, что с Мэрой ты еще встретишься. А сейчас судьба дает тебе шанс пересмотреть свою жизнь, повзрослеть и обзавестись собственным зрением. Научиться зреть в корень.
— Вот и Вестница то же самое сказала.
Философ вскинул косматые брови.
— Ты видела Вестницу Весны? — воскликнул он. — Чудные дела нынче творятся!
— А по-моему, ничего особенного в этой Вестнице нету, — легкомысленно заявила Таймири, которая всё это время без дела слонялась по палубе.
Диоксид вернулся в каюту, сияя, как июльское солнце, и улыбнулся распростертой на койке Сэй-Тэнь. А улыбка у него была ровная, без единой щербинки. И глаза блестели совсем по-юношески.