Таймер

– Ещё пиваса принёс? – незнакомец выхватил у меня из рук сумку, одновременно пытаясь удержать открытую банку и расстегнуть молнию, чтобы проверить содержимое. И то и другое удавалось плохо. Банка в конечном итоге рухнула на пол, снова обдав нас обоих алкогольным содержимым. Парень махнул рукой и, наконец, заглянул в мою сумку. Не знаю, почему я его не останавливал.

– Тут одни шмотки,– разочарованно протянул он и отшвырнул сумку куда пришлось. Слава богу, «пришлось» не в пивную лужу. Незнакомец поднял банку, потряс, удостоверяясь, что не всё вытекло, хлебнул, бросил на меня укоризненный взгляд, рыгнул и нетвёрдой походкой удалился по коридору.

– Эй,– я окликнул наугад. Гомон в квартире стоял необыкновенный, отовсюду слышался смех и звон бутылок. Не думаю, что кто-то обратил внимание на мой зов.

За одной из дверей, вероятно, была кухня. Там мыли посуду и звучали на разные лады женские голоса, резковатые и нетрезвые.

Две двери по пути. Я открыл одну: белый унитаз. Покосившийся навесной бачок снабжён длинной верёвкой. Казалось, что это не бачок унитаза, а ведро в сауне – дёрнешь за верёвку и получишь ушат ледяной воды на темя. На полу валялся ёршик и держатель для туалетной бумаги. Как дорога, вымощенная жёлтым кирпичом, вился по кафелю серпантин сорвавшегося рулона.

В ванной тоже царил беспорядок. Горел свет. На зеркале белые брызги, на полочке открытый тюбик, измазанный зубной пастой, словно густой вязкой слюной. Ещё один, туго свёрнутый, валялся на полу. На краю ванной покоились выстроенные в ряд крышечки от тюбиков – гораздо больше двух. Даже больше десяти. Точнее при беглом осмотре не сосчитать. Сама же помывочная чаша была забросана зубными щётками – разноцветными, с жёсткой щетиной, с мягкой, для труднодоступных мест и для мест «лезь не хочу». Горками, крест-накрест, порознь. Создавалось ощущение, что для каждого зуба всякий обитатель этой квартиры брал новую щётку, пользовался один раз и бросал, надеясь, вероятно, что они когда-нибудь утекут в сливное отверстие.

Стиральная машина была здесь же. Серый шнур со штепселем был брошен сверху и нависал над панелью наискось, как кокетливая чёлочка. Я поискал глазами розетку. Вот она, на уровне пояса, чуть влево. Длины шнура как раз хватит. Если включить электробритву или, например, фен, удобно смотреться в зеркало. Хорошее место для розетки, грамотное.

Всё же включать без спроса чужую технику я не решился. Хватит, с одной недоделанной уже связался, потом полдня провозился в мыле – собственном и натёкшем с плохо стиранных вещей.

Я вышел из ванной. За неплотно затворённой створкой, ведущей на кухню, слышался девичий разговор. Громкий. И столь же шумный вылетал оттуда запах пива. Должно быть, девчонкам отдыхалось зачётно. Некоторое время я прислушивался к разговору: вдруг послышится мужской голос, тогда можно заглянуть, проверить, нет ли там круглолицего с ямочкой.

– А я замуж вышла,– слышалась заплетающаяся, подвыпившая речь,– и фамилию сменила!

– Точно! – подхватил ещё один, пленённый пивной поволокой голос.– Я тоже хотела сменить!

– Фамилию?

– Ёршик в туалете.

– Дура ты,– голос, услышанный мною первым, обиделся.

Заходить за дверь комнаты, где скрылся парень, обливший меня пенным алкоголем, не хотелось. Хотя вероятнее всего сосед, которого я ищу, именно там, в дружной компании. Вон как там интересно: судя по звукам, смотрят футбол, болеют за команду, кажется опять уронили пиво или просто толкнули кого-то под локоть («Осторожнее нельзя?»). А этот, в лампасных трениках, опять рыгнул («Ну хорош, Колян, задрал!»). И грохот перепалки, грозившей перерасти в драку, если бы не вовремя забитый «нашими» гол. Перепалка перешла в братания, бурные объятия и хруст жестяного чоканья банками – за победу.

Я ещё потоптался в коридоре, окутываясь парами пива, женских сплетен и мужского счастья.

Стена увешана разномастными куртками – по сезону и нет. А напротив ещё одна дверь. Опять по правую руку. Видимо, двери по правую руку – особая фишка квартиры номер 94. Или они во всех квартирах по правую руку от входа? Не обращал внимания.

Я постучал. Мне предложили войти. Негромко, но я услышал.

Круглолицый сидел посреди крохотной комнатки, вмещавшей только узкую тахту, заваленную журналами о машинах и девочках, и вращающийся низкий табурет. К табурету обрывком плетёной полиэтиленовой верёвки для мягкости была привязана синтепоновая подушка без наволочки.

– Сосед? – круглолицый сделал несколько оборотов на табурете, и, казалось, он только этим и занимался. На нём были прежние джинсы. Босые ступни отбивали неслышный такт, недавняя футболка валялась поверх журналов на тахте.

Он улыбнулся, и улыбка на широком лице могла бы заполнить всё малое пространство крохотной комнатёнки. От стены до стены. А крутанись он при этом – так и очертить комнату по периметру.

– Стирать?

– Ещё немного, и я начну думать, что ты говоришь только двусложные слова на букву «с».